чтобы прислуга не замечала то, что ты нам даешь, – сказал Роберт.
– Так любезен, что нам даешь, – шепотом поправила брата Антея.
– Ну да, я именно и хотел сказать: так любезен, что нам даешь, – в точности повторил подсказку он.
Существо чуть раздулось, выдохнуло и произнесло:
– Это я для вас сделал. Невероятно просто. Впрочем, люди и так мало что замечают. Ну, а следующее желание?
– Мы хотим, – медленно начал Роберт, – стать богаче, чем можно представить даже в мечтах.
– Это алчность, – отметила Джейн.
– Она и есть, – подтвердил эльф. – И могу утешаться лишь тем, что не принесет вам ничего хорошего, – тихо пробормотал он себе под нос, а затем уже громко добавил: – Только я не могу сделать больше, чем можно представить в мечтах. Поэтому назови, сколько ты именно хочешь. И в каком виде – золотом или банкнотами?
– Золотом, пожалуйста, и миллионы, – потребовал Роберт.
– Если я этот карьер наполню, тебе будет достаточно? – бросил небрежно песчаный эльф.
– О, да, – подтвердил Роберт.
– Ну, тогда выбирайтесь скорее отсюда, иначе будете погребены в золоте, – предупредил Саммиад.
И он так вытянул свои тощие лапки и столь угрожающе начал ими махать, что дети стремглав побежали к дороге. Но несмотря на спешку, Антея, все-таки вспомнив о вежливости, крикнула на бегу:
– Удачного тебе дня! Надеюсь, твоему усику завтра станет гораздо лучше!
Достигнув дороги, дети остановились и обернулись, после чего им тут же пришлось зажмуриться, а затем медленно и с большими предосторожностями снова открыть глаза, ибо карьер сиял не менее ослепительно, чем полуденное солнце в период летнего равноденствия. Он доверху был наполнен новенькими золотыми монетами, и за их блеском исчезли из виду даже входы в ласточкины гнезда. А там, где дорога для повозок сворачивала в карьер, золото было разбросано кучками, словно камни на обочине. И этот огромный склон, покрытый слепяще-сияющим золотом, спускался сверху, где был совершенно плоским и гладким, до самого дна карьера. Вся эта масса червонного золота переливалась и блестела под солнечными лучами, и карьер теперь походил на огромное жерло плавильной печи или на дворец феи, который можно порой разглядеть на закате солнца в вечереющем летнем небе.
Дети застыли, разинув рты и не в силах произнести ни слова.
Первым пришел в себя Роберт. Он наклонился и, подхватив одну из монеток, начал ее разглядывать сперва с одной, а затем с другой стороны. А затем сиплым и словно бы не своим голосом произнес:
– Это не соверены. Они на них не похожи.
– Да, – пригляделся к монете и Сирил. – На них с одной стороны голова мужчины, а с другой что-то вроде туза пик. Но это ведь все равно золото.
Тут все
