парней. Но вдруг насильник дико завизжал и вскочил на ноги со спущенными штанами. Ватага разбегалась по степи: разбойников настигал верткий и гибкий парень на саврасом жеребце. Он вертелся в седле, поднимал коня на дыбы и разъяренно, жгуче, хлестал этих трусливых и злобных собак витой плеткой.
– Ловите его! – вопил Хорхой-Борбо, подтягивая штаны; на его обритой голове вспухал багровый рубец.
Дураковатый бугай успел схватить за ногу молодца и выдернуть из седла. Но тот стремительным хорьком перевернулся в травах и, прыгнув вперед, мгновенно воткнул узкий нож в жирную ляжку бугая. Никто не успел опомниться, как дико взревел Хорхой-Борбо – хорек развалил ему острым ножом задницу. Трава повсюду была залита кровью. Насильники отхлынули. Парень, хищно пригнувшись и крепко сжимая нож, неумолимо и молча надвигался на ватагу. В белой полыни и ковылях валялись кушаки, катались и стонали бугай и Хорхой-Борбо. Жаргалма куталась в разорванный тэрлик и широко раскрытыми глазами смотрела на парня.
– Пощади, Будун Хузун! – вдруг промолвил осипшим голосом один из насильников в расстегнутом коричневом халате.
– Убирайтесь, подонки! – прошептал Будун Хузун. Неутолимая ненависть была в этих звуках. – Убирайтесь! Еще раз попадетесь – убью!
Жаргалма не слышала стонов, возни и топота копыт. Она видела только заступника. Как он ловко вскакивает в седло, его сверкающую и белозубую улыбку на матово-смуглом лице.
– Как тебя зовут? – ласково спросил он с высоты коня.
– Жаргалма, – прошептала она, вставая навстречу парню.
– А, дочь тибетского ламы. Не обижайся… А я – Жаргал. Значит, счастливые мы, Жаргалма!
Жаргал ускакал, Жаргалма не обиделась. Говорили, что ее мать, покойная Соелма, жила с тибетским ламой, который, намучившись с местными жирными ламами, покинул их и дацан. Жаргалма не видела отца, говорили, что он ушел в Тибет.
Жаргал! Черноголовый, маленького роста, в солдатской гимнастерке, перетянутой кожаным ремнем, голова туго стянута сложенным в ленту красным платком. У него гладкая и блестящая на скулах кожа, узкое лицо с тонкими чертами, будто нарисованными тончайшей китайской кисточкой, нос хищный, с едва заметной горбинкой, черные любопытные глаза и темно-малиновые губы! Но он не был злым!
Она ждала Жаргала и смотрела теперь на мир другими глазами. Люди разные, как трава, деревья, животные. Но люди обманывали и мучили друг друга, они не защищали ни себя, ни других. Они все врали. Жаргал – совсем другой! Он появился у них на стоянке через год на том же саврасом жеребце. Легкий румянец тлел и готов был вспыхнуть под тонкой загорелой кожей на овальном и смуглом лице Жаргалмы, крыльями ласточки вздымались брови, большие и карие глаза вспыхивали искорками, спелые и припухлые губы мгновенно высыхали, когда она смотрела на Жаргала.
