пламени костра.
– Никто до него так не делал. А он… – Неожиданно юноша встал во весь рост, отложив в сторону кожу. В правой руке у него появился мех с вином. Вытащив левой рукой деревянную пробку на веревке, медленно в костер полил душистой дугой вино. – …Павшие в брани, вкусите жертв… – Голос юноши дрожал от волнения. Как же странно слышать от него такую интонацию. Налив в правую ладонь вино, он как будто предлагал душистый дар невидимым гостям вокруг. Затем умыл лицо этим подношением. Закупорив плотно бутыль, вернулся к разминанию кожи. Теперь заговорил молчаливый страж границ. Его ломающийся голос, низкий и грубоватый, резал ночь в лесу.
– Вождь приказал взять с собой барабаны. Те, что в дни праздников достают. На повозках четверкой лошадей тащили. Придумал же! – Младший из стражи, похоже, восхищался главой племени. Глаза блестели. Голос становился нежнее на слове «вождь». – Персы спят. А мы как вдарим в барабаны! Горящими стрелами по ним. Стреляли с одной руки, непрерывно, то есть. Такое облако на них разом-то упало! Семь тысяч стрел разом-то! Ох и красотища была! Звезды падали на головы персов. Потом еще и еще. А барабаны-то наши гудят. Сонные. Голые. Как давай бегать по лагерю! Кричать. Да что там, вопили! Ну мы их знай поливаем стрелами, в камне, в кости, в бронзе…
– Не так было. – Командир стражи отложил в сторону кожу. Взялся за чистку черепа. Нож в его руках ловко срезал лицевые мышцы. – Трубы забыл? – поправка, видимо, была серьезной. Младший повел плечами, кивнул, дескать, виноват. Продолжил:
– Были и трубы, в точности как командир сказал. Целый хор труб и барабаны к ним. Персы перепугались. Старшего командира, ну как потом-то поутру выяснилось, персы сами же в панике задавили. Метались по лагерю и задавили спящего. Нашли мы его сплющенного вконец. У роскошного шатра коровьей лепешкой лежал. Похоже, отряд прошелся по нему. Еще последняя стрела не долетела, а вождь наш возглавил атаку. Ударили с четырех сторон одновременно. Отрезали путь к бегству.
– Про знамя скажи… – Командир стражи нежно прервал восторженный сказ.
– Да-да, – младший, соглашаясь на новую поправку, поднял правую руку. – Сейчас. Так вот. Персы попытались составить пеший строй. Их лошади уже разбежались по степи. Три дня мы потом их ловили. Строй тот встретил наши колесницы. То были их «триста храбрейших» – отряд знати. Возничие замешкались и дрогнули перед копьями. Многие там полегли. Мой отец тоже там остался. Ну да, хорошо пожил. Погиб красиво, в битве. На глазах племени. Тридцать ему было… – Рассказчик глубоко вздохнул. Шумно выдохнул. Замолчал. Отвел глаза от костра. Растер что-то по лицу в темноте. – С трех других сторон наши персов теснили. «Триста храбрейших» долго держались. От них и потери в той сечи. Вождь пробился к ним. Взял да и бросил в гущу «трехсот» знамя. Пешие за наше то знамя проломили секирами и клевцами их персидский строй. Дальше была резня. Безумие, так скажу. Бог Войны, верно, наслал. Впали в исступление.
