крови. Я распорядился немедленно перенести его на паровой катер, причем, приказал тащить его за руки и за ноги и особенно осторожно обращаться с головой, когда я привез его на броненосец, оказалось, что голова у него только ушиблена, но зато сломана нога. При этом известии я с горечью вспомнил, как бесцеремонно обращались с его сломанной ногой, оберегая невредимую голову.
В 4 часа дня поднят был сигнал: «Окончить погрузку угля и поднять шлюпки».
Очень оригинальное и вместе с тем красивое зрелище представляла сегодняшняя погрузка угля: от горизонта до горизонта разбросались корабли эскадры и между ними шныряли паровые катера с баркасами и полубаркасами на буксире, то подымаясь, то совсем скрываясь за громадной океанской зыбью. И такими жалкими и мизерными казались эти создания рук человеческих на мощной груди океана, которая, казалось, дышала, образуя громадную медленно катящуюся зыбь. Через час эскадра шла уже в своем походном порядке, прежним курсом NO 69°. Часов в 7 получена с «Суворова» телеграмма: «“Алмаз”, соберите транспорты, вблизи находятся чужие крейсера». Попозже получена другая телеграмма, менее приятная, чем предыдущая, а именно: «“Орел” все время держался очень далеко от транспорта, требую, чтобы в следующий раз отходили не дальше 2-х кабельтовых. Внушите офицерам и команде, что стыдно быть всегда хуже всех». Последняя фраза была в особенности нам неприятна, тем более, что в медленной погрузке угля были виноваты все, кто угодно, но только не офицеры, всегда идущие очень охотно навстречу всякому улучшению и новой организации. Вся вина исключительно падает на старшего офицера, который, не делая сам абсолютно ничего, терпеть не может, когда начинают проявлять усиленную деятельность офицеры, и не только не помогает им, но даже выдумывает всевозможные препятствия. Конечно, нарвавшись несколько раз на неприятность, махнешь на все рукой и сам перестаешь что-либо делать.
Индейский океан. 11 Марта
Опять с утра погрузка угля. Погрузка 246 тонн, т. е. почти на сто тонн больше прежней погрузки и больше всех остальных судов, исключая «Бородино», которое на несколько тонн перешибло нас. В 5 час. опять повернули дальше. Курс NO 75°.
Индейский океан. 13-го Марта 1905 г.
Именины Добровольского. Наверху дует если не шторм, то во всяком случае очень свежий ветер. Временами идет дождь. Небо в тучах. А у нас в кают-компании весело и уютно. На столе синим огнем пылает жженка, лампочки почти все потушены, так что в кают-компании темно и временами лишь вспыхивающее синее пламя освещает фантастическим светом серьезные лица специалистов по приготовлению жженки – Павлинова и Славянского, нагнувшихся над самой ендовой. Весь наш репертуар уже спет, и мы ждем лишь сигнала от приготовляющих жженку, чтобы, когда ее начнут заливать шампанским, диким плясом вокруг стола завершить музыкально-вокальное отделение и тогда уже приступить к чарочке. Наконец, над ендовой высоко поднимаются с двух сторон две бутылки шампанского, тушится последняя лампочка,
