отче?
– Разве не знаешь? – Григорий по-прежнему улыбнулся открыто. – Сказано, для написания слова о святых князьях Борисе и Глебе. Так оно и есть.
– Отче, разве мало Чтения о них, написанного Нестором-летописцем. Никому не дано затмить дар его, а тем паче изъять…
– Чтения немало, брат. Поистине велик Нестор в слове своём, как в житиях первых наших святых, так и в изначальном летописном своде. Не искоренить труд его, но сохранить и прославить – сие задача, брат.
– Того хочет Мономах? – Венец растерянно глянул в лицо Григория. Не им ли известно о переписке всего летописного свода Селивестром и запрете иметь другие. Не он ли, Григорий, ослушник этого указа, с благословения игумена Елецкого творил свою черниговскую летопись, не он ли, Данила, в том летописании исполнил первое своё сказание о Святославе Ярославиче?
– Того хочет великий князь? – не дождав ответа, спросил снова.
– Нет, – тихо молвил Григорий. – Мономах не токмо Русь под себя обустроил, но и прошлое её. Не люб ему Нестор. И ты, Данило, должен знать, почему.
– Не ради княжеской славы писал – ради истины.
– Как было на Руси, а не как хотелось бы мирским владыкам. Жизнь человеческая, а княжеская тем паче, коротка. Правда – вечна. Не так ли, брат Данило?
– Так, – всё ещё не понимая, что хочет от него Григорий, подтвердил Венец.
– Об этом и будем помнить. Таких людей, как Мономах, Господь нечасто миру являет. Все, что строил Мономах, только он один и удержать может. Никому не под силу, кроме него, держать на плечах своих таковую Русь. Сам нынче понял – надо бы всё по-другому, чтобы на века, чтобы и потомкам под силу, как Олег Святославич хотел. В их споре проиграл Мономах и понял это нынче. Переустроить бы всё надо, а времени уже нет. Рухнет великий князь Володимир – рухнет разом Русь его. Огонь пожирающий снизойдёт на людей. Меч поднимут друг на друга. Омеченосилась при Владимире Русь. Из всех сильных каждый – воин, каждый – крушитель. Нет нынче на Руси миротворца, нет созидателя. Великая пря грядет! Убережём ли Русь от разора? Вот о чем думать надо. Не о Чтении Несторовом глаголим, братец. О сохранении Правды на Руси попечёмся в душах своих. Не хочет Несторовой Правды Мономах. Так и не будем дразнить его, но и уничтожить не дадим. Представим, не токмо князю, но всей Руси, новое сказание о Борисе и Глебе, дабы содрогнулся каждый, кто подъемлет меч на ближнего своего, на завет наш, на Святую Русь. Покаяние и кротость, послушание и разум, добро и любовь проповедовать будем. И благословением Господним убережём Родину, ради коей и приняли великие мучения святые Борис и Глеб. Смягчим ожесточённые сердца пред грядущей бедою.
– По силе беду-то отвести? – со смятенным сердцем спросил Венец.
– Господь поможет. По силам своим и мне грешному дадено быть тут при Мономахе, дай Бог лет ему долгих. Все понимает великий и молится, и дело делает иначе, чем раньше, но сочтены годы. Слава Богу, что нету в семье его Святополка Окаянного, власть по закону русскому перейдёт к Мстиславу. Тот пожелал меня
