живые сценки в картине. Я специально подбирал освещение – и для вечернего света, и для полумрака, и для специальной позы персонажа.
Работа над картиной «Прощальный взгляд». Фото 1982 года
В институте я учился сначала на живописном факультете, потом перешёл на графический и заканчивал институт уже как график. На живописном отделении дипломники писали картину, то есть там о картине уже думали, говорили, учили, как её писать. А я делал графику. Но графика, во-первых, это меньше размер, и обычно несколько рисунков делается на одну тему. Так что когда я начал писать картину, я как бы впервые столкнулся с этой формой изображения. Для меня всё было ново, потому что никто меня не учил, как писать картину, я сам до всего доходил. На первую свою картину «Прощальный взгляд» я потратил год.
А вот вторая картина пошла у меня как-то сложнее, и я больше времени стал на неё тратить. Я заметил ещё одну свою особенность – я стал переделывать части картины. Вообще я работаю быстро, взгляд у меня очень острый, поэтому сценка или фигура получается сразу как бы законченной. Этому меня тоже учил отец, когда я был маленький. Он мне говорил, что работать нужно так, чтобы в любой момент рисунок казался законченным или картина выглядела законченной, несмотря на то, что ты ещё предполагаешь много работать над ней. Вдруг тебе придётся оторваться от работы по какой-нибудь причине? А вдруг ты не сможешь вернуться к работе? И вот когда я видел, что надо бы так и оставить картину, вдруг появлялись сомнения – а может быть, немножечко здесь изменить? Может быть, тут немножко подправить? Немножко совсем, чуть-чуть.
И я начинал это «чуть-чуть» подправлять. Потом больше, больше. И заканчивалось тем, что я мог переделать всю фигуру. Но поскольку я переделывал в надежде, что потом я попрошу натурщика и нарисую как надо, то я переделывал грубыми линиями. Потом появлялся какой-нибудь натурщик или натурщица, я писал и снова всё доводил до законченного состояния, когда можно было показывать картину на люди. Но чаще бывало так, что я не успевал отделать заново, оставались грубые переделанные места, которые меня смущали, и я старался потом как-то всё списать уже без натуры. Так я работал над второй картиной. Переделывал, снова писал, снова переделывал, снова писал – она так и стояла у меня на мольберте несколько лет. Много раз я её переделывал, очень много.
Я уже говорил, что ко мне стали приходить знакомые, друзья. Стали приходить поэты. А поэты – это такой народ, им обязательно нужно читать свои стихи, они без этого не могут. Как только немножечко ты с ним побеседовал, он сейчас же говорит: давай я тебе свои стихи почитаю (и тут же, не дожидаясь ответа, вытаскивает свою тетрадь и начинает читать стихи, может даже целый вечер их читать). Приходил Володя Щукин с гитарой и начинал петь песни, тоже увлекался. Мелодии сам сочинял, а слова брал из поэтических сборников. Хорошие песни писал. Я, бывало, садился против него, слушал и делал наброски в альбомчике, как он поёт в мастерской, как люди его слушают, всё было
