что же ей дальше делать. Одной на месте оставаться было нельзя. Приближалась зима. Надо было идти на север или на северо-запад. Казаки прекрасно понимали Горьпу, но долго задерживаться на месте не могли, спешили, поскольку выполняли задание. Горьпа отлучиться не могла. Дед Балуба нуждался в заботе. Поэтому после того, как над могилой были сказаны последние слова, Горьпа обратилась к Семену, признав в нем главного.
– Сыночек, ты скажи Левку, если увидишь, чтобы он, если может, к нам наведался или прислал кого. Деда я не брошу. Выхаживать еще надо. Вижу, что поживет еще.
Семен только лишь вздыхал. С собой Горьпу он взять не мог.
– Сделаю, что смогу, – пообещал казак, упирая взгляд в землю.
– Ба, я Левка встречу и передам ему, чтобы в Бередичи приехал.
– Так и сделай, внучок, только не забудь.
– Я вот что подумал, – внезапно откликнулся Семен. – Если кто-то из казаков захочет, может с вами остаться. Двое могут несколько дней с вами побыть. Татары точно не явятся. За ними казаки припустились, да и делать им уже тут нечего.
– Я и сама справлюсь, – откликнулась Горьпа, – но от помощи не откажусь, если сыночки за труд не сочтут несколько дней со мной и дедом, да внучатами побыть.
– Гнат и Ярко, останетесь пока здесь, – слегка нахмурившись, распорядился Семен.
Он знал, что нарушает приказ, но поступить по-другому не мог. Если через четыре дня никого не будет, знаете, куда ехать…
Оба казака кивнули головами, а длинные казацкие чубы, заложенные за ухо, затрепетали, скользнув вперед.
– Дед твой, – обратился к Горьпе Семен, – на небо пойдет.
– В рай? – спросила Горьпа. – Не очень-то я верю, что там ему хорошо будет. Федор, мужчина сильный и решительный был, на себя надеялся, в бога не верил. Так что нет ему там места. Он все время говорил: только сабля – моя подруга и жена.
– Тебя что ж, не любил? – поинтересовался Семен, вглядываясь в Горьпу, как будто увидел в ней что-то привлекательное для себя.
– Почему не любил? Любил, говорил, что я – его отрада. Я спину ему прикрывала, так и жили: он на земле работал, а я хозяйством занималась. Федор мужчина был ладный, меня не обижал. Всякое было, мог и накричать, но, чтоб руку поднимать, такого не было.
– Завтра с утра отправляемся в путь, – еще раз сам себе сказал Семен.
– Так что ты там по поводу неба говорил? – спросила Горьпа.
– О деде мы с Левком позаботимся, – пообещал Семен. – Большего сказать не могу. Не поймешь.
– А что мне понимать? Вижу, что слово сдержишь. Так воспитан.
– Смерть – только лишь начало новой жизни, не знаю, лучшей ли, – многозначительно молвил Семен.
– Если не знаешь, помолчим тогда, – предложила Горьпа.
Так тот день и закончился. А ранним утром Митроха уже был на казацком коне. Начиналась для него новая жизнь. И жизнь эта была совсем
