style="font-size:15px;"> – Сдешевил, – хрипит легонько Горемыка, вытягивающий голову свою из тьмы внезапно опустившейся за кафе-шантаном украинской ночи.
А Шломо уже уводит тему в сторону ночлега, сообщая информацию о том, что заночевать все могут в подсобке у Остапа, о чём он заранее с барменом договорился. Единственное, что придётся и тут подмазать… Но что поделать, иного варианта на сегодня у Искандера с Горемыкой нет, а Остап уже почти совсем свой, родной человек в этом маленьком, затерянном в безграничной вселенной местечке.
Конармия
Странная процессия выступает из Тетищево ранним воскресным утром в момент, когда разогнавшееся от горизонта солнце расталкивает в небесной лазури кучки безмятежных облаков.
Впереди степенно цокает копытцами худосочный единорог, с девчушкой на крупе, позади шествуют два джентльмена. И все уже заранее утомлены, пресыщены будущим переходом, хотя не сделали ещё и пары километров по петляющей в рытвинах подсохшей грязи дороге.
– Говорю тебе, Искандер, к вечеру уже будем на месте, и Мойра, моя ненаглядная, таки угостит вас с Горемыкой примечательным кугелем, выставит к столу наваристый кнейдлах, а на десерт у нас всегда имеется рассыпчатый земелах. Искандер, вот ты кушал когда-нибудь настоящий земелах?
– Не разбираюсь я во всей этой вашей гастрономии. Только ты мне нос не крути, Шломо, поскольку вчера ты увещевал о том, что добираться до Староголубово примерно с полчаса. И я, как видишь, помогаю в ущерб себе, отменяя шоу, а это минимум пятьсот гривен выручки…
– Ай, Искандер, ну чому ты такой меркантильный? Забудь о гривенах своих хоть на минутку и подумай о нашей маленькой Мире. Ей ведь всего шесть годин, и длинные путешествия на расстояния пешком она совсем не выдерживает. И потом, когда я говорил про полчаса, имелось в виду транспортное средство. А твой Горемыка – он шо, разве машина?
Искандер протирает платочком лысину под приподнятой бейсболкой, вертит головой.
– Ты животное это не трогай. Оно в моей собственности три года как уже обитает, и работает как часы. Лучше всякой машины ползает по дорогам между прочим. Но только ведь и кормить его приходится. А что корму с семидесяти пяти гривен? На один ужин, положим, если у Остапа в его кафе-шантане.
У Миры с Горемыкой впереди свои разговоры. Девочка, придерживая в руке растрёпанную куклу, другой ладошкой треплет единорога за непоседливое ухо.
– Горемыка-горемычка, а зачем тебе такие большие уши? Единорожка, а кто тебя научил разговаривать? А почему ты так медленно ходишь, надо быстрее, а то под солнышком жарко…
– Дети – беда. Одни хлопотА, – ответствует на это Горемыка, подёргивая головой.
– Мама рассказывала, что говорящие животные опасны, потому что замышляют против человеков заговор… Горемычка, ты замышляешь, да?
– Да, особенно сейчас, – грустно отвечает единорог, перебирая копытами по грязи.
Так они и шли, шли, шли,
