Обычные, забытые богом и временем выбеленные хаты, выкрашенные краской заборчики с открытыми и по ночам воротцами, старинные модели авто, кое-где телеги с набросанной соломой. Вот и вся тебе деревня, душ на пятьдесят крестьянствующих, часть из которых вроде как даже и не работала толком нигде-никак.
Особнячком выделялся двухэтажный домик Шломо. Еврей по местным меркам считался коммерсантом. Ну а как не коммерсант, если организовал в этой сельской дыре настоящую ферму по производству овощей и всяческого мяса – предприятие, которое, между прочим, использовало новейшие технологические наработки с Запада. Это же хозяйство приохотило к труду местное население: кто грядками приходил заниматься, кто за курями ухаживал, кто коровёшек доил. Был, разумеется, и свой мясоруб, должностью хоть не гордящийся, но оправдывающей её в русле того, что кому-то ж надо орудовать на ферме с топором и ножом.
Хозяйство у еврея было организовано грамотно, со сбытом в разных городах области, – мода на эко-продукты не отступала. А раз так, то и прибыль была сносная, жить позволяла и Шломо с его Мойрой, помогала также кормить какими-никакими зарплатами местных. Машину вот только не покупал он сознательно, боялся езды памятливо в связи с трагедией, давно уже унёсшей жизнь его дочери… А продукцию реализовывал за счёт транспорта самих городских покупателей.
Встречавшая во дворе шломовского особнячка Мойра гостей на ночь глядя явно не ожидала. Но не растерялась особо, – зная характер мужа, догадывалась, – абы кому свой кров он бы не предоставил.
– Это что же за нечисть такая с рогом ещё? – вскинула удивлённо рукой на Горемыку.
– Тётя Мойра, это Горемычка, он говорящий, умеет считать и занудствовать, прямо как мама, – скатилась Мира в объятия к Мойре.
Искандер степенно простаивал в сторонке, ожидая знакомства с женой Соломона. И оно таки состоялось, – короткое, без особых эмоций, но и тут насыщенное неким подобием драмы. Так показалось во всяком случае Искандеру, ощутившему на себе юркнувший недоверчиво взгляд хозяйки.
Горемыку препроводили в хлев, где он был встречен густым конским ржанием (на что сам единорог отвечал вполне человеческим и осмысленным матерком), а Искандера пригласили в дом.
После того как расположился вещами он в чердачной мансарде, едва осмотрелся, умылся с дороги, уже был вызываем хозяевами вниз, в гостиную, на ужин.
Шломо ведь и правда не обманул, стол был богато накрыт всякими национальными еврейскими яствами, о существовании которых Искандер ранее даже не подозревал.
– Садись, садись, пора бы перекусить по чести, весь день питались чем попало, а Мойра моя в кухмейстерстве искусница, это есть такое, – увещевал Шломо, суетливо подвигая по скатерти тарелочки, чашечки, судёнышки, блюдца со всякой мудрёной снедью.
Кушали неспешно, переговариваясь, присматриваясь друг к другу, определяя у кого что на уме притаилось. Искандер после пары бокалов вкуснейшего вина подтаял, да и начал рассказывать о своих
