«отцов и детей» «ни отцов ни детей»
Не ново, что многое, вырастая, изменяется. Был ребенком – стал взрослым, и качество уже другое: ребенок неразумен, взрослый разумен. Многое благодаря природе делается не только большим, но и другим.
Оставалось лишь победить старческую немощь….Половые гормоны, соли магния, вливание молодой крови. …Все телесные недуги старости были устранены. …А с ними исчезли все старческие особенности психики. Характер теперь остается на протяжении жизни неизменным…. Работа, игры – в шестьдесят лет наши силы и склонности те же, что были в семнадцать. В недобрые прежние времена старики отрекались от жизни, уходили от мира в религию, проводили время в чтении, в раздумье – сидели и думали!…
Теперь же – насколько шагнул прогресс – старые люди работают, совокупляются, беспрестанно развлекаются; сидеть и думать им некогда и недосуг, – а если уже не повезет и в сплошной череде развлечений обнаружится разрыв, расселина, то ведь всегда есть сома, сладчайшая сома; принял полграмма – и получай небольшой сомоотдых; принял грамм – нырнул в сомоотдых вдвое глубже; два грамма унесут тебя в грезу роскошного Востока, а три умчат к луне на блаженную темную вечность. А возвратясь, окажешься уже на той стороне расселины – и снова ты на твердой и надежной почве ежедневных трудов и утех.
Испокон веков человечество конструировало и снабжало общественно-культурной легитимацией различные образы детства, зрелости, старости. На смену зафиксированной в средневековых миниатюрах трактовки ребенка как аллегорической фигуры «несовершенного взрослого» пришел морализаторский пафос Просвещения с его стремлением рационально заполнить «tabula rasa» детской психики; антроподицея детства как откровения «натуры» в социальном мышлении ХYIII —ХIХ вв. перетекала в сентиментальное детолюбие и буржуазно- расчетливое планирование эффективного использования нового семейного «ресурса». Историки культуры (1, 9, 12, 15) спорят о том, насколько соответствует фактам категоричное высказывание Де Моза: «История детства – это кошмар, от которого мы только недавно стали пробуждаться. Чем глубже в историю – тем меньше заботы о детях и тем больше у ребенка вероятности быть убитым, брошенным, избитым, терроризированным и сексуально оскорбленным» (4, c.14). Метафоризация образа ребенка (символа спонтанных творческих сил «коллективного бессознательного») в психоаналитической теории К. Г. Юнга (23) и его последователей в 60—70 гг. прошлого века (Эрик Берн, Хуг Миссилдайн) выразилась в популярной в кругах сторонников «New Age» концепции диалога «внутреннего ребенка» (магической креативности, символизируемой правым полушарием головного мозга и левой рукой индивиуума) и «внутреннего родителя» (логики и рассудка,
