style="font-size:15px;"> Сбитая с толку и полная негодования, Скарлетт заглянула в его невозмутимое, ничего не выражающее лицо.
– Все, на этом мы ставим точку, и мне не нужны ваши деньги. Вон отсюда!
– Э, нет, вам нужны мои деньги. И если уж мы так далеко зашли, то почему бы не продолжить? Что может быть дурного в разговоре о целомудренной идиллии… тем более что ничего плохого не произошло. Значит, Эшли любит вас за ваш ум, вашу душу и благородный характер?
При этих словах Скарлетт внутренне съежилась. Конечно, Эшли любит ее именно за все эти качества. Лишь эта мысль помогала ей жить, мысль о том, что Эшли, связанный узами чести, любит ее на расстоянии, любит за то прекрасное, что глубоко скрыто в ней, за то, что видел только он один. Увы, эти прекрасные качества утеряли всю свою привлекательность, когда Ретт заговорил о них вслух обманчиво спокойным тоном, за которым скрывался сарказм.
– Ко мне возвращаются мои юношеские идеалы, когда я вижу, что в нашем порочном мире еще существует такая любовь! – продолжал он. – Значит, в его любви к вам нет ничего плотского? Эта любовь была бы прежней, не будь у вас такой белой кожи и хорошенького личика? И не будь у вас этих зеленых глаз, заставляющих каждого мужчину грезить о том, что будет, если он заключит вас в объятия? А ваша походка? Вы так плавно поводите бедрами, что можете соблазнить любого, кому еще не стукнуло девяносто! А эти губы, которые… нет, мне лучше обуздать свою похоть. Неужели Эшли ничего этого не замечает? Или он все видит, но его это решительно не трогает?
Сама того не желая, Скарлетт мысленно вернулась в тот день в саду, когда Эшли обнимал ее дрожащими руками, вспомнила его горячие губы, прижимающиеся к ее губам… казалось, он никогда ее не отпустит. Стоило ей вспомнить, как ее щеки вспыхнули пунцовым румянцем, и это не ускользнуло от Ретта.
– Итак, – его голос зазвенел, в нем зазвучали гневные нотки, – теперь я вижу, что он любит вас исключительно за ваш ум.
Да как он смеет лезть ей в душу своими грязными лапами, превращая то единственное, что было в ее жизни прекрасного и священного, в нечто низкое и отвратительное? Холодно, безжалостно он разрушал последние границы ее самообладания, и то, что ему хотелось услышать, вот-вот готово было выплеснуться наружу.
– Да, именно так! – закричала она, прогоняя воспоминания о поцелуе Эшли.
– Милая моя, он даже не подозревает, что у вас есть ум. Если бы его привлекал ваш ум, ему не пришлось бы так отчаянно бороться с вами, чтобы сохранить эту любовь… гм… мягко говоря, во всей ее священной чистоте. Он мог бы не беспокоиться ни о чем: ведь мужчина, восхищающийся умом и душой женщины, остается благородным джентльменом и не предает тем самым собственную жену. Но смею предположить, верность чести Уилксов дается ему нелегко, когда он так страстно желает вашего тела.
– Вы судите о других по себе, по своей низкой душонке!
– О, я никогда не отрицал того, что желаю вас, если вы об этом. Но я, слава богу, не связан узами чести. Я беру все, что захочу, если только есть возможность, и мне не приходится бороться ни с ангелами, ни с демонами. Веселенький
