Ваконды. А туда я переехал уже после школы. А слышать ты мог, – он сделал паузу, нахмурил брови, будто припоминая, – что мы оба играли, в защите и нападении, в команде… каждый в своей. И целых четыре года сходились лицом к лицу. Даже на Кубке Штата.
Был небольшой риск – но Флойд сомневался, что этот пижон разбирается в спорте достаточно хорошо, чтобы понимать: в принципе не мог Флойд повстречаться с Хэнком на Кубке Штата, если их команды – из одного округа. Он мельком глянул на часы, поднялся.
– Что ж, у меня впереди долгий путь.
Эта крыса в рядах профсоюза тоже соскочила с табуретки и протянула лапку. Ивенрайт, которому когда-то приходилось бегать за пятьдесят ярдов и мыть свои мозолистые ладони в ручье, чтоб нагрянувшая с визитом профсоюзная шишка снизошла до рукопожатия, теперь взирал на пижонскую кисть так, будто у нее между пальцами клопы.
– Ты неплохо поработал, – сказал он и вышел из дому. На улице Флойд расстегнул верхнюю пуговицу на штанах и похвалил себя: ловко, чертовски ловко – оставить недомерка хлопать глазами с протянутой рукой. Да, он великолепно со всем управился. Впечатление – вот счастливый билет. Научи их уважению; поставь себя правильно перед ними; покажи, что ты – рыбешка не хуже и не мельче их! Крупнее!
Но когда он снова протирал глаза, перед тем как сесть в машину, его рука вдруг показалась ему очень маленькой и дряблой. И чужой – как никогда прежде. Пальцы точно не его. Чьи-то еще. Они нервно нашаривали ключи. Цепочка лопнула, ключи брызнули в свете фонаря. Дженни шарит по полкам в поисках Святого Христофора. Бросает это занятие, плещет виски в стакан. Присаживается, смотрит сквозь паутину, затянувшую одинокое окошко хибары. Щурится в небо. Полная луна обреченно дрейфует к архипелагу из облачков. Дженни смотрит, вздыхает. Зал гудит полуденным гулом. Кто-то сует монетку в булькающий музыкальный автомат. Хэнк Сноу[14] убедителен, как кондукторский свисток:
Машинист, воды не жалей в котле,
Всех быстрей этот поезд на южной земле,
Двигай вперед…
Старый добытчик дранки клюет носом, почти что окунает его в стакан портвейна, пасмурно взирает из пыльного серого полумрака. Почтальон пересекает яркую зеленую лужайку в Нью-Хейвене с открыткой в руках. Старый дом, зябко ежась под утренним небом, подобный песчинке под перламутром раковины, растворяет дверь. Выходят две фигуры в одеждах лесорубов.
– Слишком уж он шумный для инвалида, – говорит Хэнк, качая головой.
– Инвалид? Да ему обе ноги отпилить нужно, чтоб заинвалидить! – Джо Бен смеется, восхищенный той энергичностью, какую явил старик за завтраком. – О да, Генри не из тех, кто станет играть с чужой руки, даже когда повредит свою. С чужой руки! Слыхал? В смысле, каламбур: карты – и у него рука в гипсе…
– Ты мог бы сделать карьеру в комедийных сериалах, – полуискренне хвалит Хэнк. – Но знаешь, Джоби… На самом
