это ничуть не удивляет, – сказала она, – не думай, что я ревную. Мне и без того пришлось достаточно претерпеть: новый прилив любви к княгине Тешен и Генриетте Дюваль и многое другое. Так что не это меня огорчает. Король, роняя свое достоинство, причиняет себе большее зло, чем мне, вот от чего я плачу.
Козель встала с дивана и отерла слезы. Приход этой лицемерной женщины, ее явное нетерпение произвели обратное действие. Разгадав коварную интригу врагов, графиня притворилась спокойной. Глазенапп тщетно пыталась разжечь в ней гнев, он кипел в сердце, но наружу не прорывался. Козель сумела сдержать себя.
– Дорогая баронесса, – сказала она, заканчивая разговор, – я слишком высоко стою, чтобы какая-то интрижка короля могла меня задеть, что ж, она не первая и не последняя, мы, женщины, должны, верно, привыкнуть к этому. Мне стыдно за короля, но я не думаю, чтобы все это могло вырвать меня из его сердца.
К утру гнев короля остыл, но он не пошел сразу к Козель, боясь ее горячего нрава, а послал на разведку Вицтума.
Вицтум не принимал участия в интригах против Анны, отношения у них были хорошие. Он пришел как бы попросту узнать о ее здоровье. И, к удивлению своему, застал графиню со старшей дочкой на коленях, грустной, но спокойной. О вчерашнем происшествии она не обмолвилась ни словом. Он, спросив, как она себя чувствует, тоже не решался коснуться щекотливой темы.
– Я, как видите, здорова, – произнесла Козель с печальной улыбкой, – или по мне что-нибудь заметно? Скажите.
– Вы прекрасны, как всегда.
– А вы, как всегда, милы и учтивы.
Они поговорили о том, о сем, и Вицтум, поняв, что Анна не начнет первая разговора о короле и Дюпарк, откланялся и пошел доложить королю, что застал Козель сверх ожидания спокойной.
Недруги графини с нескрываемым любопытством следили, пойдет ли мириться с Анной король, так явно выказавший вчера свой гнев. Вечером Август отправился к графине. Весть разнеслась тут же, и лица у всех вытянулись. Вся надежда была теперь на горячность графини. Но Анна и Август при встрече проявили такое благоразумие, что о разрыве не могло быть и речи. Король привык к Анне и вовсе не хотел расставаться с ней, хотя пылкая любовь уже угасла в его непостоянном сердце. Признаться в своих отношениях с Дюпарк он не мог. Козель считала себя его женой, она была матерью его детей и решила, следуя примеру королевы, пренебречь волокитством мужа.
– Вы устроили мне вчера некрасивую сцену в театре, – начал король, – терпеть не могу публичных скандалов; ни мне, ни вам не пристало это.
– Ваше величество, моя любовь к вам…
– Она должна быть благоразумной, – прервал ее король.
– Любовь не может быть благоразумной, Но я, видно, требую невозможного от вашей любви – постоянства.
– А я – когда хочу, чтобы вы перестали ревновать, ибо это смешно.
– Не давайте повода для ревности, ваше величество, – прошептала Анна.
