сенсацию, так как бумагу, которой оно обклеено, я прилепил к ручке сургучом.
– Вот так машина! – говорит кто-то из моих соседей. – За семью печатями…
Я оглядываю свой инструмент. Действительно, печатей оказывается ровно семь – цифра в некотором роде мистическая. Однако некогда заниматься каббалистическими соображениями, тем более что моя «машина» служит отлично. Среди быстро пробегающих озаренных облаков я вижу ясно очерченный солнечный круг. С правой стороны, сверху, он будто обрезан чуть заметно.
Минута молчания.
– Ущербилось! – внятно раздается голос из толпы.
Люди, издревле наблюдавшие солнечные затмения, установили, что это явление наступает лишь в новолуние, в то время, когда спутник повернут к нашей планете неосвещенной стороной, а потому абсолютно не виден на ночном небосводе. В результате, когда диск Луны начинает заслонять собой диск Солнца, мы замечаем темную серповидную выемку на краю яркого солнечного круга. То есть видим, что (как говорят герои рассказа) Солнце «ущербилось». Чем большую часть солнечного диска заслоняет от наблюдателей темный диск Луны, тем больше происходящее на земле становится похожим на ночь. «Ночь» обычно продолжается от 3 до 7 минут, а потом темнота начинает понемногу уступать место солнечному сиянию, а само Солнце сначала походит на яркий серп (похожий на неполную Луну), а потом, по мере перемещения Луны по небосводу, все больше и больше приближается по форме к диску.
– Не толкуй пустого! – резко обрывает старец.
Я нарочно подхожу к нему и предлагаю посмотреть в мое стекло. Он отворачивается с отвращением.
– Стар я, стар в ваши стекла глядеть. Я его, родимое, и так вижу, и глазами. Вон оно в своем виде.
Но вдруг по лицу его пробегает точно судорога, не то испуг, не то глубокое огорчение.
– Господи Иисусе Христе, царица небесная…
Солнце тонет на минуту в широком мглистом пятне и показывается из облака уже значительно ущербленным. Теперь уже это видно простым глазом, чему помогает тонкий пар, который все еще курится в воздухе, смягчая ослепительный блеск.
Тишина. Кое-где слышно неровное, тяжелое дыхание, на фоне напряженного молчания метроном отбивает секунды металлическим звоном, да немец продолжает говорить что-то непонятное, и его голос звучит как-то чуждо и странно. Я оглядываюсь. Старый скептик шагает прочь быстрыми шагами с низко опущенною головой.
VIII
Проходит полчаса. День сияет почти все так же, облака закрывают и открывают солнце, теперь плывущее в вышине в виде серпа. Какой-то мужичок «из Пучежа» въезжает на площадь, торопливо поворачивает к забору и начинает выпрягать лошадь, как будто его внезапно застигла ночь и он собрался на ночлег. Подвязав лошадь к возу, он растерянно смотрит на холм с инструментами, на толпу людей с побледневшими лицами, потом находит глазами церковь и начинает креститься механически, сохраняя в лице все то же
