И, смутившись, добавила: – Прости… Может, не стоило тебе об этом говорить. К сожалению, тогда я совсем потеряла их из виду и до сих пор ничего о них не слышала. Сами понимаете, нам не приходилось проявлять излишнее любопытство. Как твоя мама?
– Мама… Она давно умерла…
Морщины на лице Эльзы Бруновны как бы стали глубже. Она повернулась и пригласила гостя в дом. Они прошли через высокий коридор, хотя и освещённый сверху лампочкой, но казавшийся полутёмным из-за стоявших по стенам шкафов, и вошли в комнату.
– Проходи. Садись вот сюда, на диван.
Сама села за стол, на мягкое кресло. Опёршись правым локтем о столешницу, подпёрла подбородок.
– Как это печально, – сказала, тяжело вздохнув. – И сколько ей было?
– Тридцать пять.
– И диагноз?
На лице её отразилась настороженность, даже страх.
– Цирроз печени.
– Соболезную, – покачала она головой. – Тебя воспитал отец?
– Я жил с отцом и мачехой.
– И теперь живёшь с ними?
Муртаза в нескольких словах рассказал о себе: детство в Средней Азии, армия, приезд в Казань, институт, работа на заводе.
– Женат? – спросила она.
– Нет ещё. Здешние родственники умерли, живу один.
– Как же я опасалась этого! – как бы невольно вырвалось у Эльзы Бруновны.
– Чего же вы опасались?
Женщина повернула голову и несколько мгновений промолчала, глядя в угол.
– Ты, конечно, имеешь право узнать всю правду… Но почему именно от меня?
Муртаза сидел в полной растерянности.
– Я познакомился с «Делом» матери, – сказал он. – Там есть справка, написанная вашей рукой. Я ничего не понимаю в медицинских терминах, да почерк ваш не совсем удалось разобрать. Может, вспомните: чем же она там болела?
– Да-а, ты имеешь право… А вот я… у меня свой долг, своя обязанность… Ответственность…
Женщина совсем запуталась в словах.
Удивление Муртазы росло.
– Какая обязанность? Перед кем?
– Перед государством… Точнее, перед родиной. С меня взяли клятву не разглашать…
Оба замолчали. Муртаза ждал продолжения разъяснений, Эльза Бруновна была в нерешительности.
– Но моя мама, Кадерметова… Она не могла знать никаких секретов, ни государственных, ни военных. Если и была во что посвящена, то только в тайны языка и литературы. Она же училась на филологическом факультете. И в её «Деле» нет ни слова о секретах.
Эльза Бруновна покачала головой, как бы удивляясь его наивности.
– Если бы в «Делах» писали, как говорится, только правду, всю правду и ничего кроме правды. Если бы…
– И какая же правда, по-вашему, там не написана?
– Да я же «Дела»-то не видела! Просто исхожу из того, что происходило на моих глазах. Очень сомневаюсь, что кто-то
