ты не обращай внимания, – как родной дядя добродушно заулыбался Сает. – Жарко, солнце бьёт прямо в глаза. Проходи. Не бойся, не съем. Я не людоед.
Поздоровались, познакомились.
Исходя из написанного Фирдусом, Токтогулов уже знал, за какие струны тронуть девушку. Она была смелая, трусости ни в ком не терпела. Поэтому решительно перешагнула порог и села в кресло возле двери, выпрямив стан.
Токтогулов расположился в другом кресле напротив, соблюдая приличие, в двух шагах. И начал крутить свою заезженную пластинку. Сначала как будто с искренним интересом расспросил про учёбу, про быт собеседницы. Затем плавно перешёл на положение в стране и мире. Пожаловался, что мировой империализм становится всё более агрессивным и злобным, описал коварные планы Аллена Даллеса. В таких условиях требуется единство народа, особенно молодёжи. Необходимо сплочённым строем противостоять козням мирового империализма. Ожесточённая борьба идёт на невидимом фронте за моральные устои советского народа, за его духовное здоровье. И нам необходимо быть в курсе, чем дышит народ, особенно молодёжь… Всегда лучше предупредить беду, чем потом исправлять… Для этого нужны внимательные, чуткие, ответственные люди, истинные патриоты своей страны…
Токтогулов говорил, как всегда, гладко и искренне, но вдруг стал чувствовать, что голос его помимо воли становится вялым, бесцветным. Как будто между ним и слушательницей возникло невидимое глазу препятствие. И его слова отскакивают как от щита в сторону, не достигая сердца девушки.
Сает в некотором замешательстве затих. Загида чуть наклонилась вперёд и довольно громко спросила:
– Призываете, значит, бороться с политикой Аллена Даллеса. Не думаете ли вы, что чем больше будет доносчиков, тем выше будет мораль народа?
Как будто из-за невидимого щита кинули копьё! Токтогулов растерялся. Он начал понимать, с кем связался. Сговориться с ней будет непросто. Садиров, сопляк, видимо, и не понимает, в кого втюрился.
С виду казавшаяся голубкой, птица оказалась ястребом. Начитавшаяся многих правильных книг, воспитанная комсомолом, она убеждена, что надо быть всегда искренней, правдивой, открыто говорить людям в лицо всё, что думаешь. Однако это ведь чревато: набираться ума в основном из романов да стихов и мерить жизнь книжным аршином. Но что делать, у книгочеев голова непременно кренится немного набок.
Они смотрели в глаза друг другу с открытой неприязнью. У Загиды это была даже враждебность. Лицо её было суровым, в глазах – искры. Ястреб сложил крылья и вытянул когти, навострил острый клюв…
Воздух в полутёмной комнате как будто накалялся. Токтогулов понимал, что договориться или хотя бы умаслить эту птицу не удастся. Он поудобней устроился в кресле, заулыбался и покачал головой, как будто выказывая сожаление о том, что его неправильно поняли.
– Жаль, вы ещё, оказывается, многого не знаете и не понимаете. Мы же никого ни к чему не обязываем.
