события так понятны и предсказуемы. Голос же с другой стороны постоянно спрашивал тебя: как ты можешь продолжать жить в стране, имеющей антиеврейские традиции, где существует негласная инструкция не продвигать по службе и не принимать даже на чуть-чуть более ответственные должности евреев, стране, где имели место постыдные погромы и кампании борьбы с космополитами и готовившей массовую депортацию евреев в Сибирь, стране, где выглядеть евреем или иметь еврейское имя было, как бы сказать помягче, неудобно? Эта дилемма не давала покоя практически каждой еврейской семье, и я знаю семьи, которые распадались по причине отъезда или неотъезда.
Процесс принятия такого решения иногда длился годами. В начале семидесятых число семей, решившихся на отъезд, было сравнительно невысоко. Тем не менее, власти под разными предлогами не разрешали выезд многим из них, и поэтому росло количество отказников, получивших в общественном мнении статус «предателя», но остававшихся в Союзе. Представьте себе – вы живете в стране, где вас считают предателем. К счастью, думающих так было меньше. Друзья уважали вас за смелое решение; другие вас ненавидели за то же самое.
«Ехать или не ехать?» – это был стратегический вопрос, обсуждавшийся чуть ли не на каждой вечеринке, где собиралось двое или более евреев. Если двое евреев что-то оживленно обсуждали, к ним подходил третий и говорил полувсерьез: «Не знаю, о чем вы разговариваете, но ехать надо!» Никто даже не спрашивал, куда ехать, все понимали всё. Состояние «отъезда» было длительным статусом с подготовкой документов, ожиданием визы, продажей или раздачей домашнего скарба, накопленного десятилетиями. В течение этого времени и до самого отъезда друзья и знакомые восхищались и удивлялись храбрости отъезжающих и каждый раз при встрече мысленно прощались. Это было особенно таинственно и оттого еще более интригующе во времена отъезда самых первых в начале семидесятых. Слова знакомых тебе с незапамятных времен людей «мы уезжаем» звучали как выстрел – неожиданно, громко, шокирующе, как приговор нам, остающимся, никогда больше не видеться с людьми, с которыми связано так много. Эмигранты той поры были решительными, морально готовыми к неизвестным вызовам и менее терпимые к системе, построенной на лжи. Те, кто ехал в Израиль, были приверженными идеям сионизма людьми и оттого – вызывающими уважение. Намерения тех, кто уезжал в Америку, были более понятны – все-таки там нет войн, как в Израиле. Но, примеряя рубашку всех отъезжавших на себя, далеко не многие были готовы пройти через все то, что проходили те первые эмигранты.
Но вот решение принято, и следующей проблемой была работа. Непосредственно перед подачей заявления в ОВИР (Отдел Виз и Регистраций) на получение выездной визы, заявитель должен был уволиться с работы, т. к. на следующий день эта информация будет известна в отделе кадров со всеми вытекающими последствиями. Если человек не увольнялся, он подвергался остракизму и публичному осуждению. Получение
