в очередной раз промахнулись мимо ворот противника, в дверях комнаты вновь возникла Лиля. Постояла молча там, прислонившись к косяку. Валерка заметил ее краем глаза, но происходящее на поле его интересовало больше. Поэтому, не глядя, он заметил:
– Ботву с собой забери. И постельное белье желательно тоже. Я брезглив до крайности…
Потом они ушли. А Валерка досмотрел матч. Добил пачку сигарет. Допил коньяк. И лениво подумал, что теперь-то самое время забраться в теплую ванну и вскрыть себе вены.
Вместо этого сходил в магазин, купил какой-то водки и жрал ее в компании с гитарой, распевая самому себе матерные частушки и что-то из репертуара Летова.
Хотелось выть и биться головой о стену. Хотелось в город, где не страшно быть одиноким, где не страшно быть преданным, где не страшно быть…
Он пил, как черт. Время потерялось в беспорядочной смене дней и ночей. Какие-то старые знакомые, неизвестно как прознав, что он вернулся, вдруг стали заходить на огонек. И ведь он даже не озадачивался: как, откуда, какими путями они вызнали адрес, который он не любил называть?
Хотя, скорее всего, это он сам звонил им и звал к себе, боясь остаться наедине со своими мыслями.
Потом кончились деньги. И однажды, обнаружив, что похмелиться не на что, Валерка сунул голову под ледяной душ и поймал себя на том, что не было в его жизни Лили. Так, случайная сказка, приснившийся сюжет книги.
И не было в его жизни Петербурга. Потому что он прекрасен настолько, что реальность треснет по швам, пытаясь вместить его в себя.
И успокоился. И стало ему ничего не надо – ни любви, ни душевной гармонии. Только иногда снились облака, нанизанные на шпили дворцов, и мосты, ночами ведущие в небо…
Ловить попутку на Покровском тракте, если нет изрядной доли терпения, смерти подобно. Туда-сюда курсируют частники, промышляющие частным извозом и берущие деньги за то, чтобы доставить желающих из пункта А в пункт Б. Даже с автостопщиков, которых всегда можно отличить по пропыленности и беспечному выражению лица, они пытались содрать денег. Валеркин брат когда-то дал таким меткую кличку «деньгососы». И учил тогда еще малолетнего Валерку, что автостоп – это спорт, и не жалко подарить хорошему человеку денег, при условии, что он этих денег не требует. Во всех остальных случаях брат оплаты за дорогу не признавал.
Валерка обычно топал к Грэсу и там садился на любой автобус в сторону Табаги. Ехал так далеко, как удавалось – до дач или поворота на Табагу.
Там остановить транспорт было проще: все-таки уже изрядно от города.
Оттуда он отходил еще пару километров: автостопщика должно быть видно издалека. Два километра для бешеной собаки не крюк, для Валерки не расстояние. Особенно, если с музыкой.
Без плейера он в дорогу не отправлялся. «Чижа» любил. Гребенщикова. И «Крематорий». «А у Тааааани на флэту был старинный патефон, железная кровать и телефон. И больше всех она любила Роллинг Стоунс, Дженис Джоплин, Тирекс и Дорс…»
У него
