после большой паузы, прибавил:
– Я своим сказал, Господь нас так любит, что всегда делает для нас самое лучшее, и если я умру, зачем же вам плакать, ведь это все из любви ко мне Господом делается, и самая смерть моя из любви Его ко мне.
Почему я сейчас вспомнил и почему я сейчас заговорил об этом? Я все время думаю об этих словах и все время испытываю необычайное чувство, как будто бы в этот-то страшный момент церковной жизни сказано какое-то самое нужное мне слово, хотя я уже ни о чем не спрашивал своего старца. Это слово о Церкви. Так устроить свою душу, чтобы в самых тяжких физических страданиях испытывать такую радость, такой мир, такую любвеобильность, такой покой, такую веру, такое упование, для этого нужно не только быть самому великим духом человеком, но нужно жить жизнью Церкви.
Вне Церкви нет истинного христианства и вне Церкви нет полноты истинного спасения. Да и в природе являет Себя Господь, и, созерцая жизнь вселенной, видим черты Творца Небесного, но полнота откровения дана в Слове Божием. И в нас заложены черты добра, и мы есть образ и подобие Божие, но достигнуть полноты спасения можно не этими своими хорошими чертами души, а вот этой полнотой благодати Божией, содержащейся в Церкви.
Когда задают вопросы о том, можно ли спастись язычнику, который совершенно не знает о Христе, можно ли спастись людям, которые ничем не виноваты в том, что они не знают Церкви и христианства, это все праздные, ненужные, казуистические вопросы, ибо Господь распорядится так, как нужно с каждой человеческой душой. Но нам, нам-то открыто, что спасение лишь в истинной Церкви. Вот это нас касается, и это повелевает нам не безразлично относиться к тому, пребываем ли мы в истинной Церкви или нет. Ибо здесь идет речь не о каком-либо желании или нежелании нашем, каком-то капризе – это нам нравится, а это не нравится. Здесь идет речь о единственно важном в жизни земной человека – придет ли он через эту земную жизнь свою ко спасению.
Потому и вопрос, в истинной ли мы Церкви, имеет для нас не кабинетный, отвлеченный, а самый жизненный, самый важный для нас смысл, и непременно мы должны решить его, если не избираем сознательно пути погибели.
Вот потому в древней Церкви, когда это ощущалось всеми, так строго стоял вопрос о том, что требуется от членов Церкви, чтобы они могли считать себя принадлежащими к ней. Тогда не было такого положения, что верующие точно какое-то одолжение делают тем, что они не отпадают от Церкви. Тогда Церковь не ставила вопроса – хочешь ли ты исполнять то или иное, а категорически требовала исполнения своих законов.
Церковь не послабляла своих требований из-за того, что это трудно для понимания или исполнения, она возвещала истины, которые должны принять верующие, чтобы быть членами Церкви, и ограждала себя самыми строгими, самыми решительными мерами, отлучая от Церкви, запрещая в священнослужении.
Мы живем в эпоху возрождения Церкви.
Эти слова могут казаться странными, как, в самом деле, в эпоху торжествующего безбожия говорить о церковном
