бедствия. Но мне хотелось бы еще раз разъяснить вам, от какого бедствия избавляет нас воспрещение общей исповеди, чтобы радость была полной, чтобы можно было бы каждому из вас, молясь и благодаря Господа за это избавление, всем сердцем участвовать в этом благодарении. В акте, воспрещающем общую исповедь, говорится:
«Мы вступили в спасительный Великий Пост. В эти дни верующие особенно стремятся в храм для молитвы и для очищения грехов в Таинстве покаяния».
И далее предлагается пастырям быть терпеливыми в слушании грехов, чуткими к пониманию страданий исповедующихся, не забывать, что за каждую душу, которая приходит к духовнику, он даст ответ перед Богом. А потому предлагается не формально относиться к великому делу исповеди, а вложить в него свою душу. Колеблющихся укрепить, сомневающихся убеждать, слабых поддержать, отчаивающихся ободрить, падших поднять, озлобленных обласкать, – предлагается против каждой болезни найти духовное врачевание. И далее, указывая, что в последнее время стала практиковаться так называемая общая исповедь, епископ Алексий просит отойти от этой формы покаяния, т. к. в обычной обстановке пастырской деятельности общая исповедь недопустима, что пастырь должен взять на себя труд побеседовать с каждым духовным сыном в отдельности. «В наступающую четыредесятницу никто да не дерзнет через общую исповедь принимать покаяние своих духовных детей».
Что же самое страшное в общей исповеди, и отчего мы избавляемся с ее запрещением?
Здесь мы вновь возвратимся к вопросу, о котором часто беседуем и будем беседовать, – разумею обмирщение церковного общества, церковной жизни.
Не говоря уже о том, что общая исповедь повреждала самое существо Таинства, что она нарушила церковные правила – словом, являлась вопиющим беззаконием, она наносила смертельный удар духовничеству, т. е. главному средству оцерковления человеческой жизни. И в самом деле. Наряду со всеобщим распространением так называемой общей исповеди было тяготение, как бы в противовес этому, к установлению совершенно иных отношений между пастырем и духовными детьми, иных, чем это установилось обычно в приходских церквах, как бы монастырский, старческий дух проникал в эти отношения.
Пастыри стремились рассмотреть исповедь не только как разрешение грехов, но как духовное внутреннее руководство теми душами, которые приходят на исповедь.
Чувствовалась необходимость этого в тех условиях, в которых ныне приходится в миру спасаться людям. Чувствовалось, что нельзя на год оставить человека, чтобы он через год пришел исповедовать грехи, ибо за год без всякой поддержки, без всякого присмотра человеческая душа слишком отдается во власть мирской стихии, подвергается слишком большим опасностям, и посему только постоянное, бдительное руководство духовного отца может помочь в этих условиях жизни мирской не растерять, не рассеять, не погубить своей души.
Все понимающие, что в теперешней церковной жизни должно быть положено именно такое водительство духовное, не могут без ужаса относиться к общей исповеди, как смертельно угрожающей духовничеству.
