раннего «Жития», написанного Епифанием, появилась вставка о возрасте Сергия на момент пострижения. Тем самым уточнялась дата создания монастыря – 1345 г.
Таким образом, в момент принятия монашеского сана преподобному исполнилось всего лишь 23 года. Однако В. А. Кучкин по-прежнему настаивал, что это событие произошло тремя годами раньше. В пользу своего довода он привел ссылку из Епифания, где говорится, что Сергию тогда было «более двадесяти лет видимою верстою», или, по его подсчету, «строго говоря – 20 лет и 5 месяцев».[172] Но в этом случае исследователя следует упрекнуть в неточном и неполном цитировании источника. Епифаний, задав читателям вопрос: «Длъжно же есть и се уведети почитающим: колицех лет пострижеся преподобный?» – сам же отвечает на него: «Боле двадесятий убо летъ видимою връстою, боле же ста лет разумным остроумиемъ; аще бо и младъ сый възрастом телесным, но старъ сый смыслом духовнымъ и съвръшенъ Божественою благодатию».[173] Понятно, что в данном контексте слова Епифания о том, что в момент пострижения Сергию было более двадцати лет, нельзя понимать как прямое указание о том, что это событие произошло именно на двадцать первом году его жизни.[174]
Говоря об основании Троицкого монастыря, следует задать еще один, хотя и частный, но важный для всей последующей истории монастыря вопрос: на чьей земле была поставлена обитель?
По мнению Б. М. Клосса, здесь изначально располагалось владение Стефана. На эту мысль историка навел один эпизод «Жития» (его нет у Епифания, но он дошел до нас в передаче Пахомия Логофета). Уже через много лет после основания обители, в один из субботних дней, Сергий, приготовляясь к церковной службе, услышал, как на клиросе[175] вспыхнул конфликт между Стефаном и канонархом (устроителем церковного пения). Повод для него оказался совершенно пустяковым: Стефан, увидев в руках у монаха книгу, очевидно очень дорогую и редкую, недовольно спросил, кто ее дал ему. «Канонарх же отвеща: „игумен дасть ми ю“». Услышав этот ответ, Стефан вскипел: «Кто есть игумен на месте сем? Не аз ли преже седохъ на месте сем?» (выделено нами. – Авт.).[176] Эта фраза, понятая в том смысле, что именно Стефан начал первым осваивать эти места, послужила для Б. М. Клосса основанием полагать, что Троицкая обитель возникла на землях, изначально принадлежавших Стефану.[177]
С этим утверждением категорически не согласен В. А. Кучкин. Прежде всего смущает его то, что «братья ставят обитель на собственной земле (по Б. М. Клоссу), но знают свои владения настолько плохо, что долго ищут что-то приемлемое для строительства, обходят «многа места», пока не находят подходящий участок. Или владения были безразмерными?».[178] Однако в ответ на этот язвительный упрек следует напомнить, что в первой половине XIV в., о которой идет речь, Московское княжество представляло собой еще слабозаселенную территорию и московские князья давали первым переселенцам из других княжеств огромные участки плохо освоенных земель. Так, к примеру,
Впрочем, и этот довод не переубедил В. А. Кучкина. Позднее он выдвинул версию, что в Русской церкви с XI в. утвердился обычай постригать в монахи исключительно по воскресеньям, а 7 октября было воскресеньем именно в 1342 г. (
Клирос – место, где размещается церковный хор.
Там же. С. 30.
