помощь абсолютно каждому: и образованному интеллигенту, и неграмотному рабочему в бараке, где вонь и грязь, бегают тараканы и мыши, а сам пациент грязен, пьян и груб. У Кауфмана, например, хватало и моральных, и физических сил тащить такую миссию, но он мужчина, а не хрупкая девушка. Плюс еще косность общества.
«Милая сестричка, я уже начинаю жалеть, что разбудил так глубоко твою душу. Далеко не все готовы вверить заботу о своем здоровье или здоровье своих близких именно женщине. Я слышал, что были случаи, когда женщину-врача просто не подпускали к пациенту. Сможешь ли ты выдержать все это? Я советую тебе как следует это все обдумать», – выводил Железманов в своем новом письме сестре.
В ответном письме Лиза выражала уверенность, что сможет преодолеть все, и просила в начале лета, когда закончатся выпускные экзамены в гимназии, сопровождать ее в Петербург, чтобы вместе подать документы в Женский медицинский институт. Тогда было очень важно продемонстрировать, что выбор молодой особы, пожелавшей стать медичкой, поддерживается семьей. Петр долго не мог уснуть – на этот раз из-за переживаний за сестру. Верный Тимофей тоже не спешил убыть в царство Морфея, суетясь рядом, негромко мурлыкая, стараясь успокоить своего двуного и убедить его, что при упорстве и желании можно преодолеть все: и сложность учебы, и трудности работы, и косность общества.
Петр уснул только под утро, а на следующий день его в кабинете ждал сюрприз. Буквально через двадцать минут после начала присутственного времени на пороге кабинета появился Савельев.
– Вот, господин судебный следователь, я его привел, – прорычал он и фактически втолкнул в помещение рыхлого молодого человека, крепко держа его за воротник.
– Я не понял, это кто? – опешил Железманов.
– Так, ваше благородие, вы его видеть желали. Федька Кокунин – собственной персоной. Сегодня с утра на работу явился как ни в чем не бывало, мошенник.
Предела человеческого нахальства не существует!
– Я не мошенник, за что вы меня? Я ни в чем не виноват, – бултыхался в руках своего работодателя Федор.
– Ладно, отпустите его, – несколько пришел в себя Петр Андреевич. – Отпустите. Сейчас во всем разберемся. Давай присаживайся, Федор Кокунин.
Савельев нехотя отпустил своего работника, а тот недоуменно озираясь присел на стул. Впрочем, буквально за несколько секунд к нему вернулась былая уверенность. Он пригладил растрепанные кудри, одернул тулуп и даже позволил себе вольготно развалиться на стуле.
– Господин следователь, как представителя закона я прошу вас оградить меня от необоснованных обвинений. Я человек образованный и знаю, что до суда никто не вправе навешивать на других ярлыки и называть преступником, – заносчиво произнес он.
– Ну, напрасно вас никто ни в чем
