молодым обрести шаманскую силу и тоже съедал их – сживал со света… Третьего посланца вообще нельзя было бы причислить к роду шаманов, а тем более – мудрецов, если бы люди не знали, что им был Токио. Этому Токио, якуту – шаманчику из Сен – Келя, тридцать лет от роду, но выглядит он настоящим мальчишкой. Сидя верхом на лошади, он сейчас вертелся в седле, с радостным любопытством разглядывая огромное невиданное стойбище, подмигивая девушкам, приветственно кивая возбужденным мальчишкам. Это был необыкновенный шаман. Его всегда тянуло к молодежи и даже к детям. Легонький, верткий, он бодро улыбался, не раздумывая, включался в любую игру, даже катался с детишками на салазках, а в прятки мог играть, забыв обо всем на свете. Многие девушки в разных стойбищах сохли по нем и не скрывали, что хотели бы стать шаманками – лишь бы оказаться рядом с ним на всю жизнь. Был Токио очень красивым – лицо у него розовато – смуглое, не скуластое и не длинное, губы яркие, резко очерченные и добрые, а в карих до черноты глазах так и плещется северное сияние. Однако же всем было известно, что невинное это лицо… эти детские шалости – только прикрытие, маскировка. Скопление огромной шаманской силы – вот что в действительности представлял собой Токио. Рассказывали, что ей волшебными словами исцелял умирающих, а тех, кто оскорблял его… заставлял падать и стонать от боли. Был слух, что в городе он словами сбил с коня и отправил в нижний мир жестокого казака, а такое не смог бы сделать даже верхнеколымский шаман. Добрым был шаман Токио…
Шаманы и оба купца остановились в центре стойбища, на никем не занятой площади. К ним, ковыляя кривыми ногами, подбежал старый Сайрэ. Без хитростей и присказок он поздоровался по – якутски и по – деловому сообщил, кто в какой яранге или тор – дохе должен расположиться. Но не успели приезжие спешиться, как со стороны Большого Улуро показался караван Куриля. Решили дождаться главного здесь человека.
Куриль тоже приехал на лошадях. С ним был скупец – старик Петрдэ и его сын Мэникан.
Глаза верхнеколымского шамана ожили, когда голова юкагиров спрыгнул с коня.
– Богатой ту – ундры правитель, диких звере – ей укротитель, – нараспев заговорил он, – голова славного юкаги – ирского рода…. Афанасий Кури – илов, дорообо[35]. Славлю твое высокое и-имя. Привет до – оброму сердцу и большому уму-у!
Куриль бросил поводья сыну Петрдэ, пожал руку шаману.
– Ага… Появился мучитель людей, безжалостный старикан! – сказал, улыбаясь, Токио.
Куриль улыбнулся тоже: ему такой разговор больше нравился, чем восхваление старика.
– Идемте в тордох, – сказал он, пожав руку промолчавшему Ивачану, а потом потному толстяку Мамахану. – И тебе привет, Саня.
Тордох был рядом. Зайдя в него, Куриль со вздохом проговорил:
– Комар начинается… Но сэспэ закрывать не будем: в темноте насидимся еще.
– Я
Дорообо – здравствуй.
