его?! («Они берут всех, кому я показывал рукопись… И антиквар…»)
– Он убит! – тоненько выкрикнул сосед. – Убит при аресте! При попытке к бегству! Застрелен на улице, как бандит какой-нибудь! Тихий, мирный, порядочный человек! Бегство! Арест! За что?! Вы – как гниль, как грязь, как проказа! (Саша понял, что сосед считает его уголовником, – глупый, глупый человек…) Губите все, к чему прикасаетесь! Спортсмены! Вся ваша мафия…
– Не ори, – попросил Саша.
Го лова у него шла кругом. Он огляделся и сел на стул. «За что ж убивать-то?!» Руки его задрожали. «Каченовский попал под машину… Антиквар – куда делся?! Да и спец-жулик. . Живой ли? Кто знает. Ну, я попал. . Но за что, за что? Я ж ее еще не продал, даже не пытался толком… Разве за это – мочат?! Или… Бандиты?! От спеца узнали про рукопись и мочат? Нет, какие бандиты – при аресте… Зачем?!! Почему?!! Господи, да сколько ж она стоит, если из-за нее – такое? Миллион? Миллиард?!! Это же все-таки не ЮКОС… За яйцо Фаберже небось не мочат. . Или мочат, да нам не докладывают?!»
– Валить надо… – сказал он то ли сам себе, то ли соседу.
– Кого? – испугался сосед.
– Не кого, а куда…
Саша повернулся и пошел прочь. Он шел как слепой и чуть не сшиб стул. Сосед вышел за ним во двор. Они стояли под дождем на улице и мокли оба. И Саша рассказал соседу про рукопись. Он понимал, что это глупо, но не мог больше держать все в себе. Сосед слушал, не скрывая недоверия. А потом и прямо сказал, что не верит, так и сказал:
– Вы лжете или недоговариваете. Незаконный вывоз культурных ценностей – это, конечно, преступление. Но за это не убивают. Даже они. – Саша понял, что сосед, хоть и говорит с такой гадливостью про «мафию», вовсе не питает уважения к комитету и его методам. – Вы связаны с мафией…
– Мафия на Сицилии, – сказал Саша, – у нас – организованные преступные группировки. Но я с ними не связан. И не сидел я, и ни с каким спортсменами особо не дружу, да и не все спортсмены рэкетом занимаются, зря ты так о спортсменах. Я просто продаю тренажеры. То есть лично я не продаю, а закупаю. Любой может прийти и купить тренажер в наших салонах, не обязательно спортсмен, ты тоже можешь. И налоги мы платим.
– Ну, не знаю, – сказал сосед.
– Вот и я не знаю. Не знаю, что делать. У меня на понедельник билет до Хельсинок…
– Хельсинки не склоняются. Это имя собственное. – А Химки почему склоняются? Они тоже имя собственное.
– О чем мы говорим?! – вскричал возмущенно сосед, хотя сам же завел дискуссию о Хельсинках, а вовсе не Саша. – Послушайте, Александр. . – Он как будто начал относиться к Саше чуть получше. – Вам надо в милицию обратиться. Пусть сажают.
– Ничего себе «пусть»! Тебе легко говорить.
– Все лучше, чем попасть к тем.
– Те попросят – менты отдадут… А ты-то за что тех не любишь? Диссидент, что ли? Или из репрессированных?
Сосед этот вопрос проигнорировал.
– Хельсинки вас не спасут, – сказал он, – даже не надейтесь.
– Да
