Но когда он смотрел на старушку, то с трудом мог представить ее уборщицей… Дурак! Надо было сразу предложить ей – пятьсот! Нет – штуку! Сама бы поехала со мной в хранилище и молчала как рыба. С другой стороны – штуку! А за что? За дурацкую фальшивку, новодел? За одну страничку из десяти? Девять-то осталось. . Пока экспертиза, пока то да се. . А через две недели я и эту заберу».
Он устал. Ночью ему снилась она. Никогда, ни единого раза не приснилось ему, что он ее трахает, они просто гуляли. . Шли по какой-то улице, и Сашка с ними, и он во сне понимал, что Сашка не его сын, но все равно Сашку любил, потому что привык к нему. Смилуйся, государыня рыбка…
Когда спец не позвонил Саше в назначенный срок, Саша не испугался, но очень расстроился. Спец, понятно, решил кинуть, и управы на него не сыщешь. Но это и обнадеживало в какой-то мере: значит, есть из-за чего кидать! Залог-то остался у Саши, и залог не маленький! Пусть спец украл одну страничку, но у Саши их аж девять, точнее, пока на руках восемь, но будет девять, когда в подольской библиотеке закончится ремонт.
Саша все-таки позвонил спецу сам. Но тот не ответил.
Сашу это не удивило. Он достал листочки из ящика стола, в который раз полюбовался на них, какие они ветхие и дрянные. Кой-как он разобрал некоторые отдельные слова на листочках, например: «и», «вотъ», «молоко», «Фебъ», «восторгъ», «рубашка». Но они ни во что осмысленное не складывались.
– Что за вздор, – сказал Большой, – откуда ты взял такие слова?! Я ж еще не начинал писать эти чертовы стихи.
– Так начинай, кто тебе не дает?! Где ты все время ходишь?! – От усталости Мелкий начал уже огрызаться. – Он ходит с этими листками уже несколько дней; должен же он был прочесть хоть какие-нибудь слова!
– Почерк-то неразборчивый.
– Ну, в таком случае он просто прочел эти слова неправильно… Но почему почерк неразборчивый, если это беловик?
– А с чего ты взял, что это беловик? – удивился Большой.
– У нас написано, что это были стихи, тщательно перебеленные изящным почерком.
– Вернись и исправь. Напиши, что это был черновик, листки сплошь почерканные, в исправлениях, в кляксах…
(Мелкий послушно сделал это.) И потом, Пушкин был очень взволнован, когда писал эти стихи.
– Почему он был очень взволнован?
– Была причина – потом скажу… Короче, постарайся пока обходиться без стихов, ладно?
Мелкий угрюмо кивнул.
К этому времени Саша уже знал, что Пушкин любил рисовать всякие картинки на своих рукописях; на одном из листков, действительно, картинка была. Прикольная картинка: курчавый человечек в длиннополом пиджаке стоит перед зеркалом, а из зеркала на него смотрит черная кошка; впрочем, это, наверное, была просто клякса. Но губу раскатывать было рано. Любой дурак или жулик мог найти старинную бумагу, нарисовать на ней картинку и написать эти каракули. Однако же спец не позвонил, а это что-нибудь да
