люб, а за любого и под топор пойдешь. А он тожить хорош, сменял беднячку на богатейку. За деньгой погнался.
– А може, не за деньгой, може, любит? Это жить не все, ежли Софка любит Андрея, надыть, чтобыть ее Андрей любил. Путаное дело любовь-то, – переговаривались те, кто еще не был сечен, кто вообще ушел от порки и Сибири, Нельзя же всю деревню гнать в Сибирь, всю деревню считать бунтарями.
Секли и Ефима. Тоже не кричал, а творил молитвы. Телом слаб, зато душой силен.
Никите присудили смертную казнь через повешение. Нарушил присягу, поднял мужиков на бунт. Осталось поймать бунтовщика и привести приговор в исполнение. Но как поймать? Где ловить? Никиту прячет земля и небо. Никиту прячет народ. За поимку преступника назначили премию, пятьсот рублей ассигнациями.
Ивана Ворова, Ефима Жданова, Фому Мякинина, Марфу Плетневу, как и Феодосия, – на вечное поселение с клеймами. Тридцать пять семей тоже на поселение, но без клейма.
Зубины не прочь бы изловить Никиту и получить большие деньги. Они даже знали, где он прячется. Но мужики их снова предупредили:
– За розги мы вам простили, все одно кому-то надо было сечь, но за Никиту!.. Скажите начальству, что он убег в Сибирь, пусть там ищут.
Конечно, струсили Зубины и пошли на попятную.
В деревне стоял взвод солдат. И ушел он только через две недели. Солдаты объели и разорили мужиков.
Ссыльнопоселенцы написали прошение губернатору, чтобы он разрешил им выехать в Сибирь с семьями, скотом и скарбом на «вольные хлеба», без надзора полиции. Губернатор согласился. Пусть себе едут, так казне легче, а уж коль сорвутся со своей земли, да с семьями, то назад не возвратятся. Чем меньше будет в губернии сорвиголов, тем легче и спокойнее губернатору.
Однако не было единодушия среди мужиков. Больше всех стонал и плакался Фома Мякинин, сторонился товарищей, на Феодосия ворчал:
– Через Никиту все пошло. Ну увел бы коровенку урядник, че это, для нас впервой?
– Ну, ежели через Никиту, то ведь он тебя не звал драться, – усмехнулся Феодосий. – Никто не звал. Сам пошел.
– Бунтарить ты приказал. Куда денешься. И закрутили, втянули.
– А ты посыльного в Оханск направил, вот и побили нас. Скажи спасибо, что мы отходчивы, а то давно бы голову свернули. Да и всяк знал заранее, что будем биты, потому и не трогаем тебя. Внял ли? Тогда не гуни, былинка ты полевая. Ежли хочешь заробить на Никите, то шуруй в лес. Ты знаешь, где мы медведя брали, он там хоронится в нашей закопушке. Ну, иди же!
– Нет. Дважды не изменяют. Можно и голову потерять. Вчерась видел сон, будто сам хожу со своей головой под мышкой и прошу сельчан, чтобы бросили в ту голову деньгу. Нет.
– Тогда ладно. Мы тут порешили сбиваться в общину. Скот, лопотину, едому, тягло – в один котел. Будем гоношить для детей теплые возки, мастерить печурки, шить палатки – ежли не смогем встать на постой в деревне, будем спать в палатках. Печи обогреют. Решай. От смерти, как и от судьбы,
