том, из какого языка пришло слово «шаман». Моему изумлению не было предела, когда все они хором стали доказывать мне, что шаман – слово исконно амазонское. Выяснилось, что далеко не все из них знали, что на их родном языке термин «шаман» звучит как «ячак». Когда же я попытался объяснить, что слово «шаман» пришло из России, а точнее, из Сибири, они долго безудержно смеялись. Вот так, благодаря стараниям этнографов и других ученых, через испанский язык латиноамериканские индейцы усвоили и даже присвоили себе тунгусо-маньчжурское слово (по-испански шаман – chaman).
Вообще, слово «шаман» вошло в обиход индейцев сравнительно недавно (около 10–20 лет назад) благодаря западноевропейской культуре. Например, у индейцев шипибо-конибо существовали свои наименования и градации шаманов (об этом у нас пойдет речь ниже). Шаманов могли называть, например, на языке шипибо-конибо – мырайя, а на испанском языке – курандеро.
В определенном смысле шаманизм ближе не к религии, а скорее – к области спиритуализма, экстрасенсорного восприятия, биоэнергетики и ясновидения. Можно сказать, что шаман – это духовидец и экстрасенс (человек, наделенный сверхчувствительным восприятием и способностью воспринимать незримых духов), который описывает особое восприятие мира в образах окружающей его природы на языке своей социальной группы (ее религиозного и общекультурного мировоззрения).
Шаман по большому счету не столько верит в духов и богов, сколько воспринимает их непосредственно, общается с ними и учится у них разного рода навыкам (исцеление болезней), заключает с ними «договоры» и даже ведет битвы. Шаман видит, а не верит, «ведь то, что для профанной среды есть сфера поклонения, для шамана – сфера его реального общения»[97].
Для традиционного шамана вера как уверенность в невидимом не играла принципиальной роли. Для него как раз видение определяло все его поведение и мировоззрение. «Религиозное (сакрализированное) не допускает магико-мистического (сакрального) вмешательства; это одна из важнейших основ для противоречий и противостояния религии и магии и их приверженцев – одни скрывают созданное и выдуманное, во что верят и чему поклоняются, а другие живут в ощущаемом ирреальном, взаимодействуя с ним как с реальным»[98].
Очень поэтический образ шамана был нарисован пером петербургского ученого и исследователя шаманизма Жеребиной. Пожалуй, он наилучшим образом передает дух архаического шамана: «…Дробно звучит бубен; развеваются полы фантастического одеяния; бренчат металлические подвески, густо усеявшие плащ; олень с железными рогами храпит и мечется в ликах затухающего костра… Зрители, впившись глазами в захватывающее театрализованное представление, внимательного следят за речью шамана. Речитатив и пение шамана полны для них глубокого смысла. Они хотят „достоверно“ знать, где ловить рыбу и куда ушел зверь из тайги; выживет ли больной, и как добралась душа умершего до загробного мира; где искать пропавших оленей; будет ли счастлив
Там же.
