школьных автобусов, которые они использовали для перевозки детей, покрылись грязными потеками. Это никого не волновало.
В течение всей пятичасовой поездки я сидела у окна и потому успевала иногда рассмотреть сквозь мокрые дорожки куски проплывающего за окном пейзажа. Однако все эти куски казались похожими друг на друга, как близнецы: зеленые луга, темная масса деревьев. Должно быть, мы еще в Вирджинии – вот и все, что я смогла определить. Девочка, сидящая рядом со мной, которую позже пометили синим цветом, издала слабый вздох и пристально посмотрела мне в глаза. Что-то в ней показалось мне смутно знакомым. Возможно, она жила со мной в одном городе, а может, в соседнем. Думаю, все дети здесь были из Вирджинии, однако точно сказать невозможно. Главное правило здесь было одно: молчание.
После того как меня забрали из дома, мы, вместе с остальными детьми, просидели целую ночь в помещении, сильно напоминающем какой-то склад. Комната была неестественно ярко освещена. Нас усадили на грязный цементный пол, а затем направили в глаза три прожектора. Спать не разрешалось. Мои глаза так сильно слезились от пыли, что я с трудом могла разглядеть несчастные бледные лица вокруг. Не говоря уже о лицах солдат, которые стояли за прожекторами, наблюдая на нами. А ведь в какой-то другой жизни они были обыкновенными мужчинами и женщинами. В сером мареве полусна они представлялись мне состоящими из маленьких жутких кусочков реальности: бензиновый запах полироля для обуви, скрип грубой кожи, скривившиеся в отвращении рты. Удар в бок острым носком ботинка заставил меня проснуться.
Во время утреннего отъезда кругом царила тишина, которую прерывали лишь звуки радио да детский плач где-то в конце автобуса. Малыш, сидящий на противоположном конце нашего сиденья, обмочил штаны, но сообщить об этом стоящей рядом рыжеволосой женщине-солдату не решился. В прошлый раз, когда он робко пожаловался ей, что не ел уже целый день, она просто его отшлепала.
Опуская голые ступни на пол, я надеялась, что коленки будут дрожать не слишком сильно. От голода у меня кружилась голова, и каждый раз, когда сердце охватывала волна страха, это чувство становилось просто невыносимым. Сфокусировать взгляд было почти невозможно, сидеть неподвижно – тем более. Я словно съежилась, пытаясь как можно сильнее вжаться в кресло, а лучше вообще исчезнуть. Связанные руки уже начали терять чувствительность. Попытки расшатать пластиковую стяжку ни к чему не привели. Полоска лишь сильнее врезалась в кожу.
Силы специального Пси-подразделения (СПП) – что-то подобное говорил водитель и остальные солдаты, когда нас забирали со склада.
– По приказу командующего силами специального Пси-подразделения, Джозефа Тэйлора, вы должны следовать за нами, – он протянул мне письменную форму, чтобы я могла убедиться – это правда. Мне пояснили, что разговаривать со взрослыми строго запрещено.
Автобус сильно тряхнуло: он свернул с узкой дороги на еще более узкую и грязную. Те, кому повезло провалиться в сон, тут же проснулись.
