взять себя в руки, но у него ничего не получилось, и он сказал довольно взволнованно:
– Нурбида Динмухамедовна сама же и виновата во всем этом.
– Конечно, а то как же. Сама и вешалась на него. У него не юриспруденция, а одни лишь любовные утехи на уме. За юбками только и бегает. Его уже выставили из 137-й квартиры, из 206-й, из 007-й выставили, и поколотили даже, остальные забыл. Все за то, чтобы не лез в чужие постели. Его уже несколько раз поколотили. А моя Нюра… Она самая красивая в доме. А я как раз и не могу постоять за семейную честь. Потому что кто я перед племянником дядюшки из обкома? Мне как раз и нельзя защищаться. И кто другие тоже не могут помочь мне, все боятся его. Он просто позвонит следователю, необязательно даже в обком, вот непослушного и отправят в комнату «торжествующей истины», которой вы, дорогой товарищ, так интересуетесь – чем она так уж вам интересна? Вы как раз о ней сами и заговорили. Так-то вряд ли их туда отправят. И вас тоже не отправят. Туда отводят только врагов народа. Раньше это из Кремля контролировали. А теперь все забросили. Еще в хрущевские времена. Давно уже не используют эту комнату. Но припугнуть при случае – это вполне. А вот вы, кстати, всяко могли бы хорошенько проучить этого хлюста. Потому что вы уже обвиняемый.
– Но тем больше мне оснований бояться какого-никакого наказания за вмешательство в дела следователей, да и дознавателя тоже. Если не отдельного наказания, то это может повлиять на исход следствия по моему делу или даже решения суда.
– Да нет, как на ваше дело это повлияет? Никак. Его конец всегда заранее известен. У нас любят статистику и стараются ее не портить. А статистика у нас всегда стопроцентная. Потому что берут в работу только такие дела, которые однозначно завершаются приговором. Поэтому для вас это так и так ничего не изменит. Не вынесут же вам сразу два приговора. У нас не ведут безнадежных процессов, где обвиняемый еще может как-то выпутаться и выйти сухим из нашей грязной воды.
– Бывает и безнадежность наоборот, так сказать. Мое дело для них как раз такое. Ничего они мне не сделают по моему делу. А за самоуправство и рукоприкладство вполне могут упечь, но это мне не помешает как следует отдубасить вашего студента а-ля Свердлов. Думаю, что многие ваши чиновники заслуживают того же самого.
– Знаете, если бы вы решились, я был бы очень вам благодарен, – ответил муж Нюры, но Борис не почувствовал большой уверенности в его словах. Ответил вроде, а потом добавил совсем невпопад:
– Относительно других чиновников вы очень даже правы. Их следовало бы проучить: чего это они вдруг решили бунтовать против СИСТЕМЫ? Им платят, дают работу, жилье, некоторым и услуги чужих жен перепадают.
Мужчина взглянул на Бориса как-то особенно доброжелательно, а потом вдруг испугался и заторопился, якобы ему надо срочно в канцелярию.
– Хотите со мной? – спросил он доверительно. – Это интересно.
– Мне там делать нечего.
– Но
