год в самом деле «напенилась» (напенилопалась?..) и отдала все. Бедный английский дюк, тюк – герцог с колен так и не смог подняться от счастья, и врут те, кто говорит, что лучше умереть стоя… А у Шанели, что ни день – новый любовник, что ни вечер – новый воздыхатель и вздыхатель тоже, а, значит, утром опять не добудиться.
А про то, что вся парижская богема – братья и сестры – одна семья, правильно сказал, товарищ… так оно и было: Пикассо, Лифарь, Сутин, Шагал, Соня Делонэ (не Вадик), Мария Ларенсен, Дягилев и этот, настоящий мужчина с вечно дымящейся, огромной кубинской… (кубической? какой же номер?) и с кулаками боксера, с того… Света, ну этот, по ком звонит колокол… Дали и, конечно же, стоящий на пуантах, не у пивной стойки и не у Сережи Юрьенена, в нижнем… – Неженский (дягилевская неженка, нежинка?)… Пирушки-выставки, концерты-застолья… Уже никто не считал пустых ящиков из-под выпитого шампусика… И тут вдруг накатилась несчастьем вторая мировая, которая сразу подмяла под себя первую и уже на все готовую, мадемуазель Габриэль, настоящее шинельное тоже самое…
Звонок вызывающе звякнул, и высокий немецкий захватчик (зачем лгать) в черном кожаном пальто с серебряными витыми погонами, на котором дождевые капли расплывались с холодным и циничным удовольствием победителей, толкнул тяжелые зеркальные двери, вошел в салон. Неожиданно снял фуражку с высокой, несколько нагловатой тульей. Курносая Маша, мадемуазель Durilco, серая «мышка», в застегнутом на все пуговки сером платьице, стояла на стремянке (опять пугающие высоты) и на третьей полке шуршала, переставляла коробки с довоенно-капризными необязательными и духами и военно-полевыми обязательными одеколонами.
– Мonsieur?
– Mademoiselle, pouvez vous me dйnicher un certain flacon de parfum dans lequel on peut trouver certaines substances, par exemple: ilang-ilang, nйroli, jasmin de Grasse, santal de Mysore, vetiver, bourbon[6]…
– А при чем тут виски?
– Вitte, – он по-граждански улыбнулся, – то есть… Рагdon et merсi…[7]
Курносая дура Durilco с провинциальными пуговицами, ошалев от неожиданной тирады, сначала остолбенела, а затем кинулась по коридору в глубину за интеллектуальной подмогой.
– Мадмуазель, там какой-то шванц что-то на нашем языке шпацает…
Коко внутренне подтянулась… екнуло водевильным предчувствием сердце. И быстро вышла в салон.
– Неrr Наuрtman[8], хотите «Ргеnds – moi»[9], – она машинально взяла с полки зеленую коробку с золотым ободом-обрезом и с зеленым многообещающим бантом. – Мне бы хотелось, все-таки, «Jasmin de Gгаssе» и «Ilang-ilang», mаdamе.
Обидел женщину, женись…
– Мademoiselle.
Не захотел?.. Со мной все ясно…
– Ах, это, пожалуйста. «Сhanel» номер пять… Сто тридцать три…
Серебряника?..
Любовь с первого взгляда? Отягощенная кавалерами, кавалеристами наследственность? Сердцу – не прикажешь, господа офицеры… Спасибо, что не гестапо.
Мадмуазель, можете ли вы мне отыскать флакон, в котором бы находились следующие субстанции: иланг-иланг, эфирное масло из цветов померанца, жасмин из Грасса, сантал из Мизора, ветивер, бурбон…
