в облачном небе, вкупе с видимой искоса лишь одной «клювастой» шлюпбалкой, кажется тугим, пузатым воздушным шаром, схваченным внезапно длинношеим хищником.
Иногда нижняя палуба безлюдна, что бывает редко. Пустые стулья и столики пугливо прижались к зашторенным каютам, и незамеченные берега с тихим любопытством и недоумением движутся мимо, шествуя отдельно от сонного судового пути.
Сошествие с корабля на речной берег у очередного дебаркадера мучительно в силу накопленной органики водного движения, не требующего резких телесных манифестаций. Тело привыкает быть местом сосредоточенного в своей расправленности – расслабленности пространства.
Белые и красные речные бакены, чередующие собой эстетику укачивающей пограничной неподвижности, погружённой в плавающее бессознательное водной толщи. Они задают геометрию речной поверхности, символизирующей пространство-без-зна-чений. Вода – знак всякой незначимости.
Нештормовое предупреждение полуспящей реки, засасывающей серым сумеречным движением внутрь бытия.
Шлифуя течение собственной мысли, становишься рекой путевого тела.
Мелкий зелёный жучок, залетевший на теплоход, в недоумении упорно ползущий по палубному ограждению. Он – двойной путешественник.
Мережи речных отражений через сито путевых очей.
Ока тешит меня неспешностью и округлостью пространственных преображений. Река самоуглубляющегося пространства.
Подводная нежность мостов, тонущих в жёсткости речных онтологий.
Река – сердце телесного доверия пространству.
Проплывающая мимо тебя Елатьма – уточкой, крутосклонной, вечерней.
Город Касимов – царь и хан окского мира.
Дождь над рекой – как свободная демонстрация избыточности водного бытия.
Касимовская перекрученность, изгибистость, податливая прихотливая овражность. Даже типовые «регулярные» здания екатерининской эпохи так расположились, что прозоры вокруг них на Оку и окское пойменное заречье образуют ауру провинциальной пейзажной роскоши.
Речник – это человек, «ныряющий» в речное пространство и текущий внутри него. Текущее жизнью путевой воды тело речника.
Хитрыми меандрами Оки формуешься изменчивым, спонтанным телом себя – водой, вращающей автоакваграфию как мета-тело речного путешествия.
Геокорпография реки. Телесность воды есть проявление замкнутости и округлости любой возможной глубины.
Купы прибрежных деревьев, поддерживающие незаметно контуры неба.
Река движима моросью речи.
Касимов – органичное порождение Оки, её продолжение, дополнительное течение, город-приток. Он «выброшен» на речной берег как чудесный ландшафтный тритон, обаятельная пейзажная саламандра.
Движение к истокам – «всего лишь» речная метафора бытия.
Касимовская прибрежная панорама сильна натянутой
