ширящимся, шебутным, ширяющим маятником гуляще-шарящего русла. Река – лишь плеоназм плещуще-грузных водяных телес.
Лапидарность речного текста коренится в случайных излучинах зазевавшегося пейзажа.
Ты – зритель берегов собственного тела, текущего тёплым ландшафтом сокровенной реки образов.
Как бы внезапно появляется туристический рай на обоих берегах Оки – на полпути от Касимова к Рязани – множество машин, палаток, людей, через каждые полкилометра, а то и меньше. По-видимому, это заманчивая зона Окского заповедника.
Река-дерево, охватывающая своими водяными ветвями движение земной пустоты.
Телеса небес силятся ливануть лесом речных реек
Гений Оки – в мягкой уступчивости расширяющей себя земноводной границы.
Томление места, топлёное молоко приокского вечера.
Вчерашним погожим вечером окские берега неожиданно преобразовались в сочные пейзажные полотна «малых голландцев» – с тучными коровами, заливными лугами, пышно-орнаментальными рощицами и скульптурно-стоящими отдельными деревьями; на зеркале воды уже заранее были «нарисованы» застывшие в напряжённом внимании в своих утлых лодочках рыбаки.
Безумное молчание мира невозможно в присутствии реки – река обнимает и проникает мир речением течения пространства.
Ты движешься к устью реки, обратив его в исток своего бытия.
Гористый бережок, придвигающий смутную природу оврагов, отвершков, отрожков к внутренней области телесных эрозий.
Корабельная органика – в мелкой дрожи спрятанного почти под водой тихо рокочущего двигателя – эксцентричного речного жителя.
Каюта сосредотачивает домашность речной субстанции своей твёрдо рассчитанной, честной теснотой. В ней корабельный уют достигает звенящей полноты размеренной речной жизни.
Город Рязань неожидан останцом разномастного изящного кремля, как бы возвышающим господствующую вокруг губернскую повседневную суету.
Стрелочка окской аллейки от рязанской пристани к самому городу, прерываемая лишь гигантской строящейся автомобильной эстакадой.
Двухшатровая Духовская церковь в самом углу кремля, вне собственно монастырских стен, являет чистое место стечения всех возможных онтологических обстоятельств – у слияния Трубежа и Лыбеди.
Одинокие рыбачки, размечающие тело Оки точками неведомых миру речных прозрений.
Люди, то и дело машущие вслед проходящему кораблю. Они означивают наше путешествие как уходящие в пространство памяти невидимые города.
Речной нарратив пронизывает тело путешествия.
Река визуального омывает мысль в её течении-шаро-враще-нии.
Бодрая музычка утром в каюте по судовому радио. Потусторонние воспоминания о классическом советском детстве.
Село Погост на речке Гусь с барочно-античным антуражем его церквей. Ты растекаешься здесь
