меня пропала, и тут же в голове зазвенело от очередной пощечины Ноэль.
– Перестаньте меня бить! Ноэль! – Я открыла глаза, все вокруг расплывалось. – У вас странная привычка хлестать меня по щекам!
Горничная всхлипнула громче, уронила голову мне на грудь и зарыдала в голос.
– Леди–и–и–и–и…
– Успокойся и помоги мне встать, – проговорила, ощущая, что все тело дрожит и ноги как–то неестественно вывернуты. Уж не переломала ли я их? – Что произошло?
– Вы… вы… – горячо прошептала мне на ухо Ноэль. – Хорошо, рядом никого не было, вы колдовством их, они и остановились как вкопанные. А вы…– Она снова шмыгнула носом. – Отключились и как мертвая… А я… А кони, они стоят! Леди–и–и–и…
– Ага, есть женщины в русских селеньях, – проговорила я. – Коня на скаку… Вот, а я говорила, – выдавила, едва дыша. – Носить платья покойниц не к добру! Аура у них плохая… А у меня и так карма пошатнувшаяся… Ноэль! – Девушка подняла голову и посмотрела на меня опухшими глазами. – Как ты говоришь, его хозяйка погибла?
– Кони понесли, каретой сбило…
– О–о! – Я нравоучительно подняла вверх палец. – Сказала же, аура дурная. Сразу видно, не из русского селенья девка была, кони не по ее натуре, как и горящие избы…
– Вы еще и в горящей избе бывали? – Ужас в голосе горничной меня развеселил.
Отмахнулась.
– Это у нас такая поговорка… – объяснить не успела.
– Что здесь происходи? – Мне не понравился голос, произнесший это.
Надо мной нависла великосветская тень.
– Кони понесли, – извиняющийся голос извозчика. – Ни с того ни с сего! Стояли и вдруг как кинутся в переулок!
– Леди–и–и–и–и, – снова в одной тоскливой тональности завыла Ноэль.
А у меня один вопрос в голове появился: объясните, что это здесь и именно сейчас делает мой драгоценный супруг? И ответ мне в плохо варящую после всего произошедшего голову приходил только один. Муж замешан в этом деле. То есть в деле понесшихся коней на меня, еще живую шестую жену.
Глава 9
Открыла глаза и смотрю в потолок.
Люстра.
Хрустальные капли с золотыми вкраплениями. Кто придумал повесить в спальне люстру? Ответ напрашивается сам по себе. Благородный лорд–хам, но хам недальновидный. Люстра, конечно, не столь огромна, как в приемном зале, но все же… Висит прямо над кроватью! И железные завитушки. Рухнет она на меня. К тому есть все предрасположения. Мне себя жалко. Вот в своей квартире я бы ни за что не повесила так люстру. А эта висит! Подозрительно и опасно. Хрусталь на солнышке играет, раскидывая блики по комнате. Все это великолепие у меня над головой. И вообще, кто люстру над головой вешает?! Снова же ответ очевиден! Я, в отличие от лорда благородного, все же еще и благоразумная. Хотя моя благоразумность очень подозрительна, не фобия ли это? А как тут всяким страхам и глубоким подозрениям не развиться? Если у меня
