из них новые: не было обгорелого тряпья и золы на полу. Видимо, ночью их меняли.
– Доброе утро, Артур, – донеслось мне в спину. Эхо подхватило женский приятный голос и понесло дальше по коридору.
Я обернулся. Сначала подумал, что мне мерещится, но приглядевшись, увидел, что моя мать стоит в проёме широкого окна.
Боже! Она что, собралась прыгать?! Я застыл от ужаса, не зная, что делать дальше. Мысли в голове лихорадочно носились, и каждая из них ничего хорошего не сулила. Неужели вчерашний разговор так повлиял на неё? Что, если Одри решила покончить с собой, чтобы снова не испытывать ужасных чувств и не проживать того, что поклялась забыть?
– Что бы ты не задумала, мама, не делай этого, – опасливо произнёс я, не в силах сдвинуться с места.
Паника начала овладевать мной, я не мог сосредоточиться. Нужно любым способом снять её с этого окна, пока она не совершила ужасную ошибку, которая оборвёт жизнь. Но как это сделать? Я начал перебирать варианты действий. Ничего стоящего на ум не приходило. Лишь воспоминания о вчерашнем разговоре, которые теперь я трактовал иначе.
Мать говорила так, словно прощалась со мной. Никогда не была столь откровенна, а тут… попросила остаться с ней и послушать историю о её прошлом. Я вчера не понял, что она задумала страшное, а теперь стоял, как вкопанный, и мысленно казнил себя за это. Как я мог это упустить из виду?! Знал же, что из Одри надо вытягивать всё стальным тросом, и ничего не предпринял!
– Я всего лишь хочу полетать, – сказала Одри, пожав плечами.
– Да я вижу, что ты хочешь полетать, – подтвердил я иронично. – Что ещё можно подумать о человеке, который стоит в окне и смотрит вниз?
Вот всё и сошлось… Она действительно захотела умереть. Я этого не переживу. Если мать бросится из окна замка, я полечу следом. Потерять в чужом мире единственного близкого человека, остаться одному в неизвестных землях, где любая тварь – не важно, ползает она, летает или ходит на двух ногах – хочет тебя убить. Я не доверяю никому здесь, кроме своего пса и матери. Даже Кэсэ, хоть она и милая мохнатая зверушка с лисьим хвостом.
– Ты не понял, – начала разъяснять Одри, – я грифон. У меня есть крылья. И я хочу превратиться и полетать перед рассветом.
Ага. Так я тебе и поверил. О том, что мама грифон, она говорила. Но чтобы верить на слово расстроенной женщине… Да ни за что! Что бы Одри не сказала, я не собираюсь стоять и смотреть, как она летит вниз с огромной высоты.
– Я понимаю, ты расстроена, но не делай глупостей, прошу! – продолжал убеждать её.
Бесполезно. Словно со статуей разговариваю.
– Да всё хорошо! Вот увидишь, – обернулась она. Я увидел добрую улыбку и горящие в предвкушении синие глаза.
Нет. Она прыгнет. Нужно её остановить. Тело, как назло сковала немыслимая тяжесть, словно мышцы превратились в камень. Я прирос ногами к полу.
