камере с пола поднялся один из заключенных. И хотя каторжная одежда равняла всех, в нем по обличию можно было угадать городского мастерового человека. Он постоял малость, внутренне к чему-то готовясь, оглядел товарищей.
– Что ж… Попрощаемся, братцы, на всякий случай…
Попрощались. Молча.
Надзиратель запер дверь камеры, повел Родиона по коридору.
На заснеженном поле, окруженном лесом, неподалеку от реки стояло странное сооружение: помесь лодки с санями, какие-то рычаги, рулевое управление и огромный парус, сшитый из полосатой матрасной материи. Около лодки-саней толпился народ из разной тюремной начальственной сволочи: надзиратели, стражники, жандармы. Чуть поодаль стоял сам начальник тобольской каторги, жандармский полковник, а рядом с ним его дочка, толстенькая, хорошенькая булка в нарядной меховой шубке. Она все время прыгала на месте, беспрестанно повторяя:
– Ну, папочка, папочка!.. Ну, скорее!.. Я хочу кататься! Я хочу кататься!
Сюда стражники подвели Родиона Климентова. Полковник строго посмотрел на него:
– Готов?
– Так точно, ваше высокоблагородие!
– Приступай.
Девочка завизжала от восторга, бросилась к лодке-саням, уселась там.
От сизых рож тюремщиков валил пар. Мороз, как и полагалось в ту пору, был нешуточный, сибирский.
Родион, одетый в тюремную куртку с двумя желтыми бубновыми тузами на спине – знаком политического заключенного, поеживался.
– Одежку бы какую, ваше высокоблагородие! На ветру будет свежевато.
Полковник повернул голову к стражнику.
Тот понял, вытянулся:
– Есть, ваше высокоблагородие!
Он снял с себя полушубок, кинул Родиону. Родион напялил полушубок, постучал ногой об ногу, намекая, что и ногам тоже не сладко в холодных тюремных кóтах.
Стражник послушно сбросил с себя валенки, остался на снегу в одних портянках. Родион сбросил с ног коты, остался на снегу босой. Валенки надевать не спешил, усмехнувшись, сказал:
– Портянки тоже давай!
Стражник вопросительно посмотрел на полковника. Тот чуть шевельнул бровью. Стражник без вздоха размотал портянки. Осторожно положил их на валенки.
Родион обулся.
Полковник посмотрел на черные босые лапы стражника, негромко приказал:
– Пшел.
Стражник, чуть шевеля в колючем снегу пальцами, вытянулся, заискивающе заглянул полковнику в глаза:
– Разрешите, ваше высокоблагородие!.. Мы постоим.
Полковник равнодушно отвернулся.
Родион поймал его взгляд.
– Ваше высокоблагородие… прикажите их благородию малость обождать, – он кивнул на девочку, – надо бы опробовать… кружочек – вдруг чего не сработает по первому разу… Риск…
– Я тебе дам не сработает! – пригрозил полковник. Повернулся к дочери и сказал по-французски: – Катрин, выйди на минуту.
– Нет, папá, нет!
– Екатерина!
Екатерина,
