люди, и она не понимала, почему сестра на них злится.
– Ну гляди, гляди, дурак какой! Как с такой здоровой башкой жить можно! Ботан несчастный. А этот? Кроме футбола, в голове ни фига. Давай водки с грейпфрутовым соком возьмем.
Вместо светловолосой девушки за стойкой возник скучающий мужчина средних лет с накатанным брюшком и печатью высшего образования на хорошо выбритом лице.
– Дефочки, – сказал он механическим голосом, – у фас есть фосемнадцать лет?
– Конечно, – не моргнула глазом Мария.
– Покашите фаш паспорта, – сказал латыш, интонируя голосом, точно был в легком подпитии, но Варе показалось, что бармен намеренно коверкает великую речь, которую любовно преподавала мама.
– Они у нас дома.
– Итите томой и принесите их.
– А вы что, у всех документы спрашиваете? И у этих тоже? – Машка кивнула в сторону подростков, которые сидели за большим столом.
– Они пьют сок-ка.
– Тогда дайте сок.
– Сок-ка нет-ту, – радостно пропел бармен, глядя поверх их голов.
– Значит, кофе.
– У нас остался толко алкохолный напитки. – Латыш исчерпал терпение и словарный запас, отвернулся от сестер и заговорил с наголо обритым парнем с серьгой в ухе и рыжеватой бородкой. Тут же появились и сок, и кофе, и орешки.
Подошел мальчик тринадцати лет, в сером джемперочке, деловито прихватил два шампань-коблера и стал угощать юную подружку, сбежавшую с утренника в начальной школе.
– Сволочи, – ругалась Машка, – нет, ты видишь, как мы здесь живем? Чтобы в Кенике кто-нибудь спросил в баре у девушки паспорт? Эти гады вообще в последнее время обнаглели. А ты еще спрашиваешь, почему я не учу латышский. Пошли.
За несколько часов город переменился. Народ прибывал, и все направлялись в одно место. Сестер несло в этом потоке, они миновали старый квартал, ратушу, памятник латышским стрелкам и увидели толпу.
– Кто это? – спросила Варя.
– А, – махнула Мария рукой, – у латышей праздник какой-то. У них это часто.
Набережная Даугавы была заполнена людьми. Их собралось несколько тысяч. Многие были одеты в красивые костюмы – особенно хороши были девушки в клетчатых и полосатых юбках и украшенных узорами туниках. У некоторых были наплечные покрывала, на головах венки, и многообразие расцветок и оттенков напоминало громадный живой ковер, по которому пробирались угрюмая Мария и восхищенная Варя. В одном месте была сооружена большая сцена, несколько человек расставляли динамики и микрофоны. Но больше всего Варю поразило, что в этой толпе, которую не охраняла милиция и не сдерживали никакие барьеры, как это случилось бы в Москве, не было ни одного пьяного, никто не лез драться, не кричал и не задирался.
– Пойдем отсюда. Тут мы никого не найдем.
– Я хочу остаться.
– А я нет.
– А я да.
Сестры
