к Алексе, а дальше уступы располагаются достаточно близко друг к другу. Не все они, правда, настолько широкие, да и некоторые кажутся не слишком надежными, однако в основном мы сможем спускаться по ним, как по ступенькам.
Придумываем план. Я – выше Хоуп, поэтому сумею спрыгнуть на уступ без особого риска, а значит, ей надо идти первой. Я буду держать ее за руки, а Алекса подстрахует снизу. На обратном пути мы воспользуемся таким же методом: двое помогут одной дотянуться и дождутся, когда она сбросит веревку из лиан.
Хоуп спускается без проблем, за ней приземляюсь и я. От удара лодыжки прошивает болью, но у меня давно все горит, поэтому новый дискомфорт попросту смешивается с этим ощущением. Аккуратно переходим с уступа на уступ, отчаянно цепляясь за скалу. Вниз летят мелкие камешки, а до ручья еще очень далеко.
Большую часть времени я смотрю вверх – на облака, на деревья, на все, что возвышается над нами. Скоро мы будем на земле, говорю я себе. Не хочу даже думать о том, как мы рухнем вниз, если уступ раскрошится.
Нам везет, и в сумерках мы, наконец, погружаемся в ручей – холодный, прозрачный, более глубокий, чем казалось на первый взгляд. Алекса и Хоуп плещутся у берега, а я захожу на самую глубину. Вода достает мне до плеч. Она успокаивает боль в мышцах, и после длительного и полного разочарований дня я наслаждаюсь нашей трудной победой.
– Это… – Алекса скрывается под водой и сразу выныривает, ее волосы струятся вдоль лица, словно гладкий черный шелк, – …того стоило.
– Полегчало, да? – Хоуп единственная, кто старательно отмывается: она сидит на гальке, оттирая с кожи запекшуюся грязь.
– Ты не представляешь, насколько.
Легкий ветерок в листве, прохладный чистый ручей – кругом царит умиротворение.
– Эм… ребят?.. – Хоуп критически разглядывает изгиб локтя. – А вам это не кажется странным?
Подплываю ближе. Хоуп соскальзывает в воду мне навстречу.
– Вроде бы комариный укус, – откликаюсь я. – Зудит? Не чеши их, занесешь инфекцию.
Хоуп, пожав плечами, поворачивает руку другой стороной, чтобы сравнить пятнышко с россыпью укусов.
– Как след от укола, да?
– По-моему, ты обратила бы внимание на то, если бы тебя кто-то чуть-чуть иголкой ткнул, – замечает Алекса и вновь ненадолго ныряет.
– Он похож на остальные укусы, – добавляю я. – Или это был не комар.
Хоуп впивается кончиками пальцев в виски, трясет головой.
– Тьфу! Да у меня уже развилась чертова паранойя! – Ее дрогнувший голос отражается эхом от стен ущелья. – Я ведь спала от нее в двух – в двух! – футах…
От упавших слез идут круги, подергивая рябью ее отражение.
– Ты не виновата в том, что случилось с Финнли.
Говорю истинную правду. Это ведь не Хоуп слышала ночью подозрительные звуки.
Отмокаем в ручье, пока на узкой полоске неба не загораются звезды. Когда мы выбираемся на
