ничего не добавил о том, как найти храм.
Я сильно нервничаю.
В конце концов мы выбираемся на небольшую полянку. Ветки деревьев не столь густо устилают землю, но зато повсюду лежат огромные, поросшие мхом глыбы – словно усталые путники, павшие духом и обратившиеся в камень. От поляны разбегаются три тропинки, обрамленные сомкнувшимися кронами. Они напоминают тоннели, заросшие и труднопроходимые, как и все на этом острове.
– Надо бы карту зарисовать, – говорит Хоуп и легонько касается мшистого камня. – Чтобы не заблудиться.
Финнли могла бы здесь заблудиться, слышу я спрятанный в ее словах смысл.
Алекса закатывает глаза и растягивается на длинной и плоской, будто кровать, глыбе.
– Мы оставляем лоскутки. У нас проблем не будет.
У меня есть тупой карандаш – очередная неожиданная находка Алексы из ячеек лодки, – но в руководстве нет чистых страниц. Они исписаны вдоль и поперек синими чернилами. Я смотрю на аккуратный почерк своего отца.
– Ткань скоро закончится, – отзываюсь я, пролистывая книжку еще раз и убеждаясь, что в ней нет даже пустого уголочка. – В общем, мысль хорошая.
Выдираю «Сентябрь» из карманного календаря. Попробую нарисовать карту на обратной стороне. Может, туда и пара пометок влезет.
Хоуп, на долю которой выпало нести мою кофту с припасами, откручивает крышку «Хейвенвотер» и чуть-чуть отпивает, после чего принимается мерить поляну шагами.
Я, устроившись на камне, начинаю набрасывать на листке уже пройденные ориентиры.
– Присаживайся, Хоуп. Я подвинусь.
Она бросает внимательный взгляд на мох и корчит гримасу:
– Нет. Но спасибо.
Мох под моими ступнями – скользкий, прохладный. Не понимаю, почему Алекса способна так расслабленно на нем лежать. Орудую карандашом как можно быстрее, чтобы поскорее подняться, хоть натруженные мышцы и радуются отдыху. Мы все утро шли в гору.
Краем глаза замечаю, как бледная Хоуп, зажмурившись, стискивает пальцами переносицу. Делает глоток из бутылки, но такой маленький, что им, наверное, и горло нельзя промочить.
– Ты в порядке? – спрашиваю я. – Выглядишь не очень.
– Просто на секунду голова закружилась, вода помогает, – отвечает она и на миг прикладывается к бутылке. – Слежу, чтобы не выпить больше положенного, но… думаю, у меня начинается обезвоживание…
Смутно вспоминаю, как подобное однажды случилось с моей матерью, когда я была совсем маленькой. Мы целый день провели на солнце, под парусом, и мамины силы ушли на заботу обо мне. В итоге ночевали мы в пункте первой помощи, ожидая, пока капельница не восполнит жидкость, которую потерял мамин организм.
– Пей сколько надо, – говорю я. – Мы найдем еще.
Но я понимаю, что назревает серьезная проблема.
Мы что, будем ставить Финнли превыше всего? Или сосредоточимся на источнике
