пламенная, но по окончании ее Гривс будто выдохся, обмяк, утонул в кресле и в своих мыслях. Уилл подождал, глотнул чаю. Чай успел остыть, на поверхности плавали запятые подкисшего молока. Уилл поставил чашку, ненавязчиво попытался повернуть разговор в нужное русло.
– Вы близко знали мисс Прайс, мистер Гривс?
– Что? – Старик повернул голову, будто на секунду забыл о присутствии Уилла. – Какую мисс Прайс? А, Нэнси! Ну да, насколько можно было с ней сблизиться, настолько я и сблизился. Она была себе на уме, Нэнси, вроде кошки, что я в детстве держал. То сама придет, на колени к тебе залезет, мурлычет, будто мотор. А иной раз хочешь ее приласкать, а она… – Правая рука полоснула пространство, изображая взмах кошачьей лапы. Гривс хохотнул. – Да, такая. Должен признаться, пару раз она меня здорово царапнула. Но оно того стоило. Потрясающая была девчонка.
Уилл улыбнулся. Альберту Гривсу под девяносто, Нэнси Прайс скончалась в восемьдесят семь. А для Гривса она была, есть и будет «потрясающей девчонкой».
– Она была замужем?
– Нет, насколько мне известно.
– А дети у нее были?
– Я же сказал – она замуж не выходила. Так откуда дети?
Уилл все зафиксировал в блокноте.
– Когда мисс Прайс поселилась в доме номер четыре?
С некоторым усилием Альберт Гривс собрался, взял со стола чашку. Комната была тесная, темная, захламленная. «Это для меня – хлам, а для старика – целая жизнь», – одернул себя Уилл. Обстановка напоминала антикварный магазинчик в деревне Котсуолд, где обосновались его родители; мать называла заведение лавкой древностей. Удивительный район эта Гринфилдс-лейн, каждый дом – со своим характером. Уилл начал представлять, как бы выглядела комната без аляповатого ковра, сосновой облицовки на камине, сувениров, медной посуды и безвкусных картин, но почти сразу устыдился.
– Так я про кошку, – словно издалека донесся голос Альберта Гривса. – Я всем говорил, что кошка – моя, а на самом деле она была своя собственная. Я ее на улице подобрал, в дом приволок. Матушка – та вовсе брать ее не хотела. Звала блохастой бродяжкой, и не иначе. Только, по-моему, у той кошки домов было несколько. То здесь поживет, то там. Однажды ушла и три недели пропадала. Я весь извелся. А она возьми и появись, будто так и надо, будто и не уходила вовсе.
Уилл кашлянул, прикидывая, как вернуть разговор к Нэнси Прайс, но мистер Гривс продолжал:
– Вот и Нэнси. То она здесь, то пропадет, а куда – поди знай. Мы с женой этот дом в сорок восьмом купили у одного старика, который в нем войну пересидел. Нэнси тогда уже жила в номере четвертом.
Гривс снова хихикнул, и звук получился неожиданно густым для столь чахлого тела.
– Эх, хороша была! Моя Дороти ее недолюбливала. Оно и понятно: война только что кончилась, все в обносках ходят, перебиваются кое-как, а тут Нэнси – кудри золотистые, помада что огонь, туфли на каблуках…
– Значит,
