среде студенческого общежития МГУ на Стромынке в Москве, передает тогдашнюю атмосферу «дружбы народов», не мешавшей появлению негативно сплачивавшего сообщество «националов» антисемитизма: карикатурный еврей, очевидно, оказывается единственным, кто готов справиться с новыми условиями жизни.
Кроме этих основных акцентов послереволюционной России можно указать на идеологически окрашенные как «западный» или «заграничный» польский и прибалтийские акценты (на эстраде 1960–1970-х гг. это, например, голос певицы Эдиты Пьехи), а также карикатурный японский и фонетически тождественный ему в устной словесности чукотский акценты. Оба последних были семантически полярны: носитель японского акцента – это, как правило, наивный представитель гораздо более развитой цивилизации; носитель карикатурного чукотского акцента, иногда представленного частым употреблением слова «однако»[22], – воплощение тупости в высшей мере[23].
Шовинистическая идеологическая окраска вполне обнаружилась и была отчасти зафиксирована в книжном виде лишь с начала 1990-х гг., когда появились соответствующие сборники анекдотов, да и вся тема перестала быть запретной. Только благодаря публикациям Новейшего времени в русском обществе появилась возможность почувствовать напряжение и действенность шовинистических представлений даже у самых выдающихся представителей русской интеллигенции[24]. Вместе с тем снятие преград с выказывания сколь угодно острой неприязни к представителям другого народа или языка стало приводить к межкультурным трениям второго порядка, вызванным почти исключительно пренебрежительным отношением бывшего «старшего брата» к «младшим братьям» – носителям так называвшихся в СССР национальных языков. Так, в обстановке очередного обострения словесного конфликта вокруг культурно-государственного суверенитета Крыма в газетах России начала 1990-х гг. появились публикации, противопоставлявшие «украинскую мову» «нормальному», т. е. русскому, языку[25].
Значимость самой этой проблематики проявилась тотчас за распадом СССР, когда с политической сцены России ушли люди, говорившие с сильным акцентом[26]. Процедура скрадывания акцента для достижения признания в качестве своего вполне осознана постсоветским русским дискурсом. Вот как писал Дмитрий Быков об одном из перебравшихся в Москву шоуменов:
Ценнейшее приобретение ОРТ – Валдис Пельш. Это гомерически смешной и патологически серьезный человек, почерпнутый для ведения программы «Угадай мелодию» из чудесной команды А. Кортнева «Несчастный случай». В шоу «Случая» он честно изображал прибалта, каким и является, – но прибалта гипертрофированного, с чудовищным акцентом и невозмутимым фейсом горяч-чего эстонского паарня. Теперь Пельш и говорит без акцента и, умудряясь оставаться серьезным, со множеством полузаметных подколок ведет последний проект Листьева – «Угадай мелодию» (Быков, 1995, 13).
«Скандал с „АУМ Синрике“ и избиение католиков на Малой Грузинской – события прискорбные. Дела нешуточные. И все же, услыхав и о том, и о другом (а еще и о насилии, примененном „людьми при исполнении“ к буддийским монахам, участникам марша протеста солдатских матерей в Чечне) буквально на одной неделе марта, я вспомнил анекдот из „чукотского цикла“ – про знатного оленевода, созерцавшего целый час паденье в пропасть, одного за другим, особей вверенного ему стада и излившего свои чувства в двух словах: „Тенденция, однако!“» (Поздняев, 1995). Автор имеет в виду анекдот: «Сидит чукча в чуме, читает газету „Правда“ с материалами съезда. Вбегает человек: „Чукча! Там твой олень в пропасть прыгнул!“ Чукча не отрывается от газеты. Вбегает второй человек: „Там два твоих оленя в пропасть прыгнули!“ Чукча спокойно читает газету. Вбегает третий: „Там все твое стадо в пропасть прыгнуло!“ Чукча меланхолично: „Однако, тен-ден-ция“» (цит. по: Анекдоты наших читателей. Вып. 3 [№ 4]. М.: Студенческий меридиан, 1994. С. 19).
См. раздел «Чукча, однако» в кн.: (Жириновский, 1994, 38–39).
Так, об украинофобии русской поэтессы и украинки по происхождению Анны Ахматовой (брезгливо отвергавшей, например, антисемитизм) пишет Лидия Чуковская: «Я спросила, любит ли она Шевченко. // – Нет. У меня в Киеве была очень тяжелая жизнь, и я страну ту не полюбила и язык… „Мамо“, „ходимо“, – она поморщилась, – не люблю. // Меня взорвало это пренебрежение. // – Но Шевченко ведь поэт ростом с Мицкевича! – сказала я. // Она не ответила» (15.10.1939; Чуковская, 1997, 54).
«Симферополь („Крыминформ“). Президиум парламента Крыма вынес окончательный вердикт: сериал „Санта-Барбара“, как и все прочие горячо любимые народом „мыльные оперы“, должен транслироваться только на русском языке. Для меня звучит дико, сказала при обсуждении одной из эпохальнейших для Крыма и Украины в целом проблем женщина-депутат, когда герой говорит героине: „Я так тэбэ кохаю“ вместо нормального „Я так тебя люблю“. Украинское ТВ нашло огромные деньги на передублирование сериала с русского на „мову“, теперь парламентарии полуострова будут искать неменьшие, чтобы возвратить Сиси и его семейку в привычное „языковое поле“» («Я так тэбэ кохаю», 1995).
Прежде всего, министр иностранных дел в правительстве Э. А. Шеварднадзе, вернувшийся в Грузию.
