сип.
– Так надо: они могут нас выдать. Калистратыч нас в покое не оставит, – не такой он человек, – сюда, пожалуй, явится, будет разыскивать, и по лошадям мы от него не увернёмся.
– Разумно говоришь, атаман, – согласился каторжник, протягивая руку за куском сахара.
– Так и должно быть, сбыть их придётся в Ирбите, на Конной, а других купим на всякий случай.
Вошёл хозяин постоялого двора, поздоровался с проезжающими и сказал:
– В Ирбит, знать, на ярмарку едете?
– Да, за товарцем пробираемся.
– Сами-то откуда будете?
– Мы издалеча, из-за Верхотурья едем.
– Лошадки-то ваши, кажись, мне знакомы: в прошлом году, в это же самое время купцы из села Поддорожного на них проезжали и у меня останавливались.
– Может быть, их кони сходство какое-нибудь с нашими имеют, а эти лошадки три года у нас живут, – заявил, каторжник, поглядывая исподлобья на дворника.
– Бывает, и сходятся мастью, но уж оченно они похожи на тех.
– Как звали тех купцов? – спросил разбойник.
– Забыл, год с тех пор прошёл, помню только… что они из Поддорожного были. Не знаю, правда ли только, а рассказывали, что тех купцов на обратном пути с ярмарки, между Останином и Михаловым, убитыми нашли.
– Мало ли чего ноговорят, только слушай! У вас ведь по дороге, кажись, шалостей не бывает?
– Случается, не без того.
– Да и кому здесь такими делами заниматься? Разве что только беглые появляются, как и у нас, но они никого не трогают.
– Есть в Волховой один человек, на него поговаривают, Калистратычем его зовут, на всю дорогу страх наводит, – сказал дворник, почёсывая рукою у себя за ухом.
– И давно он такими делами занимается?
– Сколько лет разбойничает, целую шайку у себя держит. Неужели вам о нем не говорили дорогою?
– Нет, мы ничего не слыхали. Где же он разбойничает?
– По всей дороге, где рука подойдёт. Вам поужинать-то не подать ли?
– Вот, после чаю, пожалуй, закусим. Далеко ли будет от вас до Ирбита?
– Вёрст тридцать, не больше; завтра к вечеру доедете, дорожка будет хорошая, ухабов немного, я вчера только оттуда приехал.
– Ну, что, как ярмарка?
– Идёт за первый сорт, съезд большой, торгуют хорошо.
– Зачем ездили?
– Купить кое-что, кстати на Конной побывал, лошадку себе купил; дороги они нонче: за восемь красненьких не ахтительную дали, – убирая со стола самовар, говорил хозяин постоялого двора и затем вышел из комнаты.
Каторжник поднялся с лавки, подошёл к дверям, приложил к ним ухо и сказал:
– Ушёл.
Чуркин ходил по комнате, заложа руки за спину; лицо его было как бы чем-то отуманено, лоб покрылся морщинами.
– Вот, брат, втюрились, так втюрились мы с этими лошадьми! – сказал он, подойдя к Осипу.
– Кто ж ожидал, что они такие, – проворчал тот.
– Смелость какая у Калистратыча, убил купцов и на их же лошадях катается, значит, ничего не боится.
– Чего ему бояться, в такой стороне живёт, где всё с рук сходит. Ты, атаман, не в него – всего трусишь.
– Наше дело другое, не на том полозу едем, каждая малость может кавардак наделать.
Принесли ужин, стол был покрыт скатертью, сам дворник находился тут же и предложил постояльцам водки.
– Отчего же не выпить? Можно, подайте графинчик.
– Уж извините, патента не имеем, а для гостей по малости придерживаем; нельзя, требуют, такой уж напиток, без него не обойдёшься, – объяснял дворник.
– Вестимо, не обойдёшься, – заметил разбойник.
Дворник вышел. Подана была водка, и ночлежники принялись за ужин, который продолжался недолго, и затем они стали укладываться на покой.
Вдруг до их слуха донёсся какой-то шум на улице. Осип взглянул в окно, увидал бегавших с фонарями людей и сказал:
– Атаман, взгляни-ка-сь, что за суматоха такая поднялась на улице-то.
Разбойник подошёл к окну и начал присматриваться; он видел, как мужички сгруппировались около дома, в котором они остановились, с несколькими фонарями в руках, и недоумевал, что бы такое случилось? «Уж не нас ли ищут?» – подумал он, не отходя от окна.
– Не выйти ли мне, да не узнать ли, в чем дело? –
