style="font-size:15px;"> – Что это у вас за шум на улице? – спросил у работника Чуркин.
– Мужики вчерашнего дня ищут, топор у них за поясом, а они его не найдут.
– Да что такое случилось?
– Лошадь от постоялого двора ушла, а они думали, что её уведи.
– Ну, что ж, нашли?
– Куда ей деваться? За наш двор зашла, там и стоит, – ответил мужичок и направился к избе.
– Только страху на нас нагнали, – прошипел каторжник.
Чуркин молча пошёл на свою квартиру, за ним зашагал и его товарищ.
– Пугливы стали мы с тобой, атаман, – сказал Осип, войдя в комнату и запирая на крючок двери.
– Нельзя, брат, осторожность не мешает, – сбрасывая с себя тулуп, отвечал тот.
– Всякого шороха стали бояться, да и нельзя, как ты говоришь, вожжи-то распускать, как раз в беду втюришься, лошадки эти и в правду могут нас выдать, опознали их, слишком приметны вышли.
– Только бы отсюда благополучно уехать, а в Ирбите ничего, кто их там узнает? – сказал Чуркин, укладываясь на боковую.
– Теперь, кажись, ничего, обойдётся; дворник уверился, что кони наши, а ни чьи-нибудь, да и догадаться ему трудно; что мы их отбили у Калистратыча.
– Всё пока хорошо, а что завтра будет, увидим, давай спать.
Через несколько минут разбойники спали уже крепким сном; успокоился и постоялый двор.
Калистратыч приехал к месту побоища на рассвете дня, вылез из саней и стал, как вкопанный, на месте. Страшная картина открылась перед ним; мускулы его передёрнулись не от страха, а от злости. Кровавое побоище не покоробило его: к нему он уже давно привык, а ему досадно стало только то, как его ребята опростоволосились и легли под ударами какого-то купца и его кучера. Долго он стоял на одном месте, затем сделал несколько шагов вперёд, подошёл к лежавшим в крови лошадям и, увидав у них разбитые головы, подумал: «Вот это вижу, что работа моих ребят была, так я им приказывал». Оборотившись, глаза его наткнулись на два трупа; оба они лежали навзничь, с простреленными головами. «Да, чистая работа, – сказал он сам себе. – А где же третий? Уж не увёз ли его купец с собою?» – оглядываясь вокруг, размышлял Калистратыч и в эту минуту заметил в стороне торчавший из-под снега зипун, подошёл к тому месту, открыл лицо своего работника, покачал, глядя на труп головою и промолвил: «Эх, брат Степан, отбился ты от своих, должно быть, наутёк пошёл, а тут тебя, голубчика, и накрыли». Калистратыч увидал, что голова Степана так же была прострелена. Дубины лежали при каждом из погибших; он собрал их и зарыл в снег, чтобы скрыть их от начальства, которое приедет на следствие, и не подать вида, что его парни были нападающими. «Нет, голубчики, за смерть смертью и я вам заплачу», – сверкая глазами, думал Калистратыч.
Чтобы не терять времени за поисками купца, он быстро отвернулся от места побоища, взял свою лошадь под уздцы, свёл её с дороги в сугроб и повёл по наторенной дорожке в объезд убитых коней. Сильная лошадь, утопая по грудь в снегу, вывезла сани снова на дорогу. Калистратыч кинулся в них, взмахнул кнутом и поехал
