то ли был наполовину негром, всё-таки мы находились на африканском континенте, то ли бедуином, то ли просто загорел как уголёк на открытом солнце. Он начал идти круг за кругом, размахивая руками и всё с большей страстью погружаясь в музыку. Арабы рождены на свет, чтобы танцевать, и этот был не исключение. Тонкая блестящая маечка из какой-то физиологичной химии, которую так любят спортсмены, облегала мощную спину. Он был долговязым, с приподнятым плечевым поясом, как птица, готовая взлететь. Под смоляными кудрями блестел пот: он весь источал восторг от жизни, экзальтацию. В танце он много раз начинал прикрикивать от избытка чувств. Крупные лошадиные зубы и белки глаз сияли.
Я засмеялась и начала аплодировать. Плейбой сел рядом со мной, невзначай коснувшись меня бедром. Я обратила внимание: он любовался другом и даже не смотрел в мою сторону. Его поведение походило на изощрённый флирт, который практикуют опытные ловеласы.
На мусульманском курорте, где тестостерон разлит в воздухе, густой как сметана, я со своими большими глазами и стройной фигурой привыкла быть в центре внимания. Игнор цеплял моё самолюбие как крючок.
Плейбой дал команду закругляться, и мы уселись пить чай. В своей группе он был главным.
Для знакомства я затеяла свою любимую игру, секрет которой в том, что ты наблюдателен, а другие люди нет, и твои выводы о них кажутся им магией; это отличный аттракцион.
Матрёшку звали Таня Журавлёва, была она из города Ейска на берегу Азовского моря, там она выросла под парусом и стала чемпионом по винд-сёрфингу. Самая крутая девчонка в городе. Оглядывая помещение лавки, Таня обратила внимание на африканскую маску из дерева на стене и непроизвольным движением вскинула руку с поднятым большим пальцем, прищурилась. Я знала это движение – ученики художественной школы прикидывают так пропорции объекта, который рисуют.
Плейбой представился – его звали Казимир, он был из Польши. Судя по притопам и прихлопам во время танца, он был профессиональным музыкантом. У музыкантов восприятие мелодии как родной среды, их нельзя назвать равнодушными, но для них музыка – это не праздник, как для простого человека, а дом. Я спросила Казимира, на каком инструменте он играет.
– Я вижу, что ты музыкант.
Он с любопытством посмотрел на меня, внезапно зафиксировав яркими зелёными глазами в обрамлении благородных морщинок.
– Я не музыкант, ты ошиблась, – сказал он.
Я смиренно кивнула. Таня, которую я незадолго до этого спросила, заканчивала ли она художественную школу, смотрела на меня в полном недоумении.
Люди настолько невнимательны друг к другу – они внимательны к погоде, к кошкам под ногами, к приготовлению пищи, – и подробности их социального портрета кажутся им интимной и неприкосновенной территорией, хотя они и «валяются» снаружи. В данном случае ребята поняли: я что-то о них знаю, и инстинктивно
