как эта вот Всемиле косу срезала и могу подтвердить, – я возликовала, – что дуры обе! Две дурные бабы! Одна – глупая, вторая – ревнивая. И сами бы разобрались. А вы? Эх! Ещё мужиками себя зовёте! Куда лезете, а? Кулаки почесать охота? Ну, давайте, кто смелый, вперёд! Давненько я стрел не спускал! А ведь не пожалею, коли не образумитесь!
Желающих вступаться за честь обиженной девки резко поуменьшилось. Всех Светолик, конечно, не зашибёт, но первым, даже если единственным, становиться не хотелось никому. А харчевник продолжал стыдить:
– Вы хоть разобрались, что к чему, прежде чем дров наломать? Девку-то кто хоть попытал, али, ежели красивая, так обязательно честная? Повитуха её поглядела?
Защитники удивлённо переглянулись. Проверить, не врёт ли Всемила, никому в голову не пришло.
– Пойдёшь к повитухе? – я тряхнула дурочку. Лицо некрасиво сморщилось, светлые очи превратились в узкие щёлочки, кокошник давно сбился набок.
– Не пойду… – прохныкала Всемила.
– Пойдёшь, спрашиваю, доказывать, кто тебя соблазнил, али правду признаешь?
– Не пойду, не признаю! – кричала упрямица, заливаясь слезами.
– Да не мучай ты девку, – послышались неуверенные просьбы из толпы, – набрехала, с кем не бывает…
– Вы за клевету этой девки нас только что чуть насмерть не забили, – возмутилась я, – я её теперь живьём сожрать могу!
Серый искоса глянул на меня: правда собираюсь или только угрожаю? Но меня и не тянуло обратиться. Волчица и так держалась рядом, вкладывала силу в ладони, но теперь уж прекрасно понимала, когда не надо вздыбливать шерсть.
– Ну-ка разошлись! – снова вступил Светолик.
– Вот-вот, разошлись, – поддакнула я.
– Ты тоже, – обратился харчевник ко мне, – пусти Всемилу.
Самострел многозначительно указал на меня. Серый сдвинулся, закрывая харчевнику обзор:
– Фрось, правда, пусти. Не трогал я её. И она это знает.
Всемила уже и не пищала, только неуклюже отползала, а Серый ухватил меня за плечи и поднял с пола, на котором я так и осталась сидеть без сил, прижал к груди и повёл к выходу:
– Ну его, болото это. Как можно скорее уйдём, – шепнул он мне на ухо.
Я сидела на скамье и безразлично глядела в стену. Весея уже залезла на полати, отгородившись от молодых занавеской: даже тихого дыхания не слыхать. Серый заключил меня в объятия такие крепкие, что ещё чуть и затрещали бы рёбра, упёрся подбородком в макушку, поглаживал по спине и молчал.
Молчание затягивалось.
– Фросенька, я боюсь за тебя.
– Я вполне могу за себя постоять. Сам видел.
Серый обнял меня ещё крепче и горько вздохнул:
– К сожалению, видел…
Помолчали.
– Тебе тяжело?
Я передёрнула плечами:
– Ну ты б чуть руки расслабил, а то придушишь
