она кинулась в драку, – ты всё ещё гость в моём доме. Всякий может разозлиться сильнее, чем следует. Надеюсь, теперь я ответила на все твои вопросы? – я молчала, ожидая, что вот-вот явится пара крепких мужиков, огреют меня по головушке да прикопают у отхожей ямы. – Тогда иди, малышка.
Она повернулась ко мне спиной, принялась наблюдать за щенятами во дворе. Матерь Макошь! Пусть она никогда так не посмотрит на моих детей!
– Как только я позову, Ратувог безропотно присоединится ко мне. Не совершай больше ошибок, – бросила она через плечо.
Шаги гулко отдавались в пустом коридоре и казались невероятно медленными. Нужно быстрее. Бежать отсюда, пока нас не связали по рукам-ногам и не бросили в погреб. Но сил хватало едва переставлять ноги. Вот сейчас отдохну долечку. Прислонюсь к стенке совсем на чуть-чуть…
– Доченька, ты, никак, уснула? – Белогость смотрел на меня с таким искренним беспокойством, что хоть кусайся. Сама о себе позабочусь!
– Нет, просто задумалась.
Старик протянул морщинистую тёплую ладонь, помогая подняться. Я помедлила, но на руку оперлась. Сам, глядишь, развалится, пенёк, а всё за молодками ухаживает.
– Ты Агнию не слушай, – брови нахмурились, – очерствела она, вконец от горя ополоумела. Себя уже сгубила, так хоть бы других не трогала. Мы ей так просто не дадимся, ты не думай.
– Она… – голос дрогнул, где не надо, выдав испуг, – она сделает то, что обещала?
– Агния давала очень много обещаний, – многозначительно протянул оборотень, – большинство из них не самые… добрые. А слово она привыкла держать.
– Я боюсь её, – признала волчица, – и ненавижу, – добавила женщина.
– Её или за неё? – уточнил Белогость.
Я аж опешила:
– За неё? С чего бы мне за неё бояться? Чать не ребёнок, сама себе бед нажила. Но меня с мужем пусть не трогает. Столько лет её не знали, и лучше б не знакомились!
Собеседник погрустнел, едва загоревшиеся глаза потухли. Чего хотел – непонятно. Я заблудших спасать не нанималась. И совестью мучиться не стану.
– Тогда уж скатертью дорога, – вздохнул старик, – здесь пришлых не держат. Не любо – уходи. Но все больше остаются. Особливо те, кому податься некуда.
– А ты что ж? Так не хотел из глуши выбираться и вдруг прижился за какой-то день?
Дедок вдруг осерчал, словно даже выше ростом стал, да как закричит:
– А ты мне не пеняй! Не доросла покамест! Ежели старый Белогость стаю бросит, кто Агнию побережёт? Кто уму-разуму волков научит? Кто молодого и глупого щенка домой отправит? Так беги, беги, трусиха, в свои леса! Куда зверь зовёт, туда и беги! Нет тебе спасения, коль любви в душе не осталось! Беги! Беги!
Шутка ли? Только что стоял дедок как дедок и вдруг вконец ополоумел: волосы на себе рвёт, руки заламывает, обратиться норовит, да никак не возьмётся. Только зубы щёлкают: то волчьи, то человеческие. Страшно. Зашибёт ещё, али сам об
