Было бы желание, а найти более или менее подходящую пару «штанов» – дело техники и двух недель времени. Но как же быть с мыслями?
Наиболее неохотно человек расстается именно с иллюзиями о самом себе, и Диана не была исключением. Она считала себя сильной, волевой женщиной, имеющей четкие цели в жизни, чуть-чуть карьеристкой (не хватает пробивной силы, чтобы убрать это мешающее «чуть-чуть»), полностью независимой от мужчин и их влияния. Был, правда, один пункт, в котором она чувствовала за собой слабину, – оставаясь девственницей, она до конца не представляла себе, что такое влияние мужчин и что значит быть от него независимой.
И Диана придумала себе любовника. Это решало сразу две проблемы: и девственности – постоянного объекта насмешек со стороны более опытных подруг, и незнакомых молодых людей с влажными блудливыми руками, которых ее соученицы специально для нее таскали на все совместные вечеринки. Воображение оказалось отличным помощником, и любовник получился на славу. Тридцатилетний женатый ученый, чуточку близорукий (очаровательная деталь), но стесняющийся носить очки, высокий, слегка сутулый, влюбленный в нее до беспамятства, счастливый отец двоих детей, и жена у него, конечно, холодная стерва.
Сначала Диана хотела придумать тяжелобольного ребенка, но сообразила, что перегибает палку, превращая их вымышленный роман в мелодраму. Стерва-жена, не дающая ее Андрюше развода, – гораздо правдоподобнее. Сообщив Лидочке по секрету, что с девственностью покончено, она была на все сто процентов уверена, что через два дня об этом будут знать все.
Более всего Диану поразило, что все ее замужние подруги ей ужасно позавидовали. Это было так романтично – женатый любовник. За неделю она выслушала столько поздравлений, сколько не получал покойный дорогой Леонид Ильич к своему семидесятилетию. Она даже не подозревала, что чужая половая жизнь может быть для других более интересна, чем своя собственная. К поздравлениям присоединился даже Жорик, и Диана начала подумывать, а не стоит ли ей ждать вызова в деканат и почетной грамоты в связи со столь знаменательным событием.
Только Оля Кияшко осталась совершенно равнодушной и в столовой, глядя на Диану с насмешкой, спрятанной в глубине красивых черных глаз, сказала:
– Пиздишь, мать! Голову даю на отсечение, пиздишь, как Троцкий. Если бы твой Андрюша тебя трахнул, или даже если бы он просто был, я бы это сразу увидела. Это не прыщ, не спрячешь…
– Если бы его не было, его надо было бы выдумать, – Диана понимала, что обмануть не удастся.
– Вот, вот… – закивала Кияшко. – Давай, мать, выдумывай. Хочешь быть как все?
Как все Диана быть не хотела никогда, но Ольга была права. Ее ложь позволяла ей не выделяться.
Труднее оказалось легенду поддерживать. Народ требовал подробностей, а Диана в деталях не разбиралась и боялась рассказать что-нибудь не то. Ее познания в области, которую ее мама называла «очень опасным занятием»,
