понять, чтобы я катился куда подальше.
А отец, узнав о моей неудаче, объяснил ее, как я тогда сначала подумал, с каких-то непонятных организационно-государственных позиций:
– Мне и раньше было известно, что все архивы у нас в стране – это режимные учреждения, они строго засекречены и принадлежат МВД. Но, грешен, не сподобился узнать, что и твой Историко-архивный относится к этому же серьезному ведомству. А то бы тебя сразу отговорил – куда лезть с нашими суконными рылами и еврейскими носами? Но не горюй, иди в экономисты, как я советовал.
И правда, какой дурак в 1949 году мог расчитывать просочиться в институт бериевского министерства внутренних дел? С моей стороны, конечно, это было тупым мальчишеским недомыслием и полным отсутствием хоть какого-то представления об окружающей действительности и временах, ей соответствовавших. А родители, как я понял, тогда слишком плотно были заняты своими убийственно непростыми судьборешающими делами, от которых на меня у них не оставалось времени.
И вот теперь я внял отцовской мудрости и побежал с теми же документами поступать в Инженерно-экономический институт (МИЭИ) им. С.Орджоникидзе. Там мне в приеме не отказали, я с разбегу легко преодолел барьер вступительных экзаменов и 1 сентября 1949 года, став студентом Автофака, появился в старом многоэтажном доме, высившемся на углу Подсосенского переулка.
Почему я пошел учиться на автомобильный факультет? Я уже не помню, может быть, потому, что туда поступил мой одноклассник Юра Бурт. Как бы то ни было, но очень скоро стало ясно, что я сделал ошибку. Поговорив со старшекурсниками и почитав внимательнее разные институтские издания, я выяснил, что будущее выпускников Автофака вовсе не отличается разнообразием, и большинству из них придется совершенно непрестижно работать на каких-то автобазах, явно недостойных моего высокого предназначения.
Такая судьба меня не устраивала. Мое воображение рисовало картину воняющего бензином, соляркой и отработанными газами грязного закутка, где я лаюсь с грубыми наглыми слесарями и водилами. Уже тогда я не испытывал никакого пиетета к тому “гегемону”, во благо которого и именем которого была, якобы, совершена “Великая Октябрьская социалистическая революция”, которая на самом деле была довольно посредственно проведенным государственным переворотом, оплаченным германским генштабом.
Неужели, думал я, малограмотные пьянчуги, матерщинники, бездельники, часами торчащие у пивного ларька на Преображенке, могут быть важнее настоящих толкателей технического процесса, культурных образованных инженеров и ученых? Как верить в рабоче-крестьянскую суть правителей этого государства, когда на их портретах видишь сытые гладкие физиономии, никак не похожие на рабочие и крестьянские? А разве не лишь для завоевания власти всякие мартовы, Ленины, Троцкие, тоже не имевшие никакого отношения к пролетариату, использовали завиральные идеи некого заросшего волосами теоретика-экономиста из германского города Трира?
