застоя
Мои года, пучки соломы, сначала травой зеленели, цвели, а потом усыхали – и всегда под веянием переменчивых ветров советской истории. И соответственно этому все этапы моего в ней существования по внутреннему содержанию и внешнему оформлению почти точно совпадали с ее периодичностью. Это особенно становится заметным, когда вспоминаешь свои зрелые годы, выпавшие на период брежневского застоя.
К тому времени из полной разных событий суетливой суматошной молодости конца неспокойных 60-х годов моя жизнь плавно перетекла в ламинарный поток стабильности, постоянства, спокойствия. В чем это заключалось? Ну, как же: я был женат, имел двух детей, кооперативную квартиру и даже автомобиль. Весь джентльменский набор советского благополучия. На работе тоже стоял штиль, стоячую болотную воду нашего научно-исследовательского института лишь изредка морщили редкие волны внутриутробных разборок, связанных с дележом вакансий, должностей, зарплат, квартальных премий, служебных помещений.
Начинался очередной трудовой день. За окном в утренней спешке ревели суетливые автомобильные моторы, в коридоре торопливо цокали каблучки опаздывавших на работу младших научных сотрудниц. Я сидел за своим рабочим столом и с любопытством рассматривал вчера повешенные в нашей комнате новые настенные часы.
Какой умник придумал эту электрическую торопыгу? – заметив мой взгляд, сказал сидевший за соседним столом гидролог Федор Владимирович.
– Противно смотреть, как у тебя прямо из-под носа минуты и часы уносятся. Как тараканы, мельтешат перед глазами, бегут, убегают. Потому-то я и песочные часы терпеть не могу, они тоже время сведают безвозвратно. Нет уж, ничем не заменить наши старые надежные часы со стрелками, неторопливыми спокойными. Они и время сохраняют, и на мозги не давят. Зачем только их у нас убрали, непонятно.
– Ой, что вы, Федор Владимирович, минуты считаете, – зафилософствовал я, – тут не минуты, не часы и даже не недели, а месяцы и годы отщелкиваются, как костяшки на счетах. Вот у меня, к примеру, после женитьбы время, ужас, как быстро полетело – четыре года одним днём промчались.
– А вы что такое говорите. Тридцать четыре – разве это возраст? – вздохнул Федор Владимирович, которому было лет на 15 больше, чем мне. – Вот после 50 действительно годы летят космической ракетой, за хвост не ухватишь. А сейчас что. – Он помолчал и добавил: – Вы еще вспомните меня, когда вам будет столько, сколько мне сейчас.
Конечно, в том разговоре я слукавил, упоминая о временном переломе на старте своей семейственности. На самом деле, быстротечность времени я ощущал давным-давно. Уже в студенческой стенгазете мои стишки 18-тилетнего юноши сетовали на его нехватку:
Время – вещь какая-то шальная,
Мчится так, что только успевай.
Ведь недавно мы семестр начинали,
А теперь уже экзамены сдавать.
Ныне, на склоне лет чувство стремительно убегающего времени преследует меня намного
