с 7-ми часов утра до 12-ти ночи, – что-то невероятное. Очень худ и слаб, выглядит отвратительно», – писала она его сестрам еще в 1914 году, когда Сергей в Феодосии готовился сдавать экзамены на аттестат зрелости (Е. и В. Эфрон. 1914, 28 февраля).
Марина Цветаева и потом не раз будет писать о Сергее Эфроне как о человеке напряженного труда, и нет никаких оснований не доверять этому свидетельству хотя бы потому, что она каждый раз пишет о конкретной ситуации, об определенных фактах.
«Сережа во главе студенческого демократического союза – хороший союз, если, вообще есть хорошие…» (Р. Гулю. 1924, 30 марта).
«Сережа завален делами, явно добрыми, т. е. бессеребренными: кроме редактирования журнала ‹…› прибавилась еще работа в правлении нашего союза, куда он подал прошение о зачислении его в члены. Не только зачислили, но тут же выбрали в правление, а сейчас нагружают на него еще и казначейство.
Ничуть не дивлюсь, – даровые руки всегда приятны, – и худшие, чем Сережины. А кроме вышеназванного университетская работа, лютая в этом году, необходимость не сегодня-завтра приступать к докторскому сочинению, все эти концы из Вшенор на Смихов и от станции на станцию» (О. Колбасиной-Черновой. 1924, 25 ноября).
Столь напряженный ритм его жизни тревожил Марину Цветаеву. Она никогда не забывала о тяжелой и опасной болезни мужа – слишком много смертей от туберкулеза пришлось ей увидеть и пережить еще в детстве (ранняя смерть матери; еще более ранние – Нади и Сережи Иловайских, взволнованным воспоминаниям о которых посвящено значительное место в ее «Доме у Старого Пимена»; наконец, в юности – смерть Петра Эфрона, старшего брата Сережи – эта смерть была глубоко пережита Мариной).
Через годы – и какие годы! – война, Добровольческий поход, гибель многих друзей, долгая разлука с Мариной, рождение и смерть второй дочки, эмиграция, тоска по Родине, приезд Марины и Али – вновь удивительно похожая картина. Она предстает даже не в воспоминаниях, в которых при самой точной и блестящей памяти мемуаристов прошлое все же восстанавливается ретроспективно, а из записи в дневнике маленькой Али.
«Сережа обыкновенно четыре дня живет в Праге, в „Свободарне“, занимается очень много. На остальные дни приезжает сюда ‹…›. После завтрака он садится на свою серую кровать и обкладывается книгами или ходит взад и вперед по комнате и учит наизусть записанное в тетрадке. После обеда отказывается гулять, и напрасно Марина ему говорит: „Идем, Сереженька, ну в лес, ну во Вшеноры, ну на скалы!“ – „Ну пойдем, папа! Ну пожалуйста!“ – „Мариночка, я не могу, мне нужно еще порядочно подготовиться к экзаменам. Начинается осенний ряд экзаменов, а провалиться я не хочу“. – „Ну, неужели не можете?“ – „Нет, Мариночка!“ – „Ну хоть полежите тогда, хоть немного!“ – „Хорошо, хорошо, полежу“. И мы с Мариной уходим».
Поразительно, как умудряются не испытывающие симпатий к Сергею Эфрону исследователи не замечать всего этого – и писать о нем как о ленивом бездельнике! Думается, что одна из причин этого вопиюще несправедливого искажения образа в элементарном смешении понятий – «работать» и «зарабатывать». Работал Сергей Эфрон очень много
