что едет в метро и нужно выходить. Но сначала надо заползти на скамью, привалиться к спинке. Вот, закинулась назад голова. Тускло блестят потолочные лампы. Вокруг ни души, последний рейс… Вцепившись в никелированный поручень, будто сидя у себя на кровати, шатался он в подземном гуле и другой рукой держался за лоб. Голова неживой тяжестью клонилась вниз, в ней собиралась и рассыпалась далёкая, из ниоткуда всплывшая мысль: «Надо… воз… вращать… ся».
Холодел, плыл навстречу воздух, шаги тупо ударяли в онемевший мозг. Сознание включалось и пропадало. И так без конца. Белая башня приближалась мелкими толчками, пошатывалась, росла. Потом стала валиться набок. Мутное облако выплыло из живота, обволокло голову. Он ухватился за бетонный столб, сполз на колени. Долго слушал животные, давящиеся, стонущие звуки и лязганье зубов. Отдышался, поднялся со снега, но тут же тёмный двор, фонарь, деревья косо поплыли мимо, выскочили сбоку чёрные кусты, сугроб…
Голову и руки сковало холодом. Кто-то лез к нему в грудь, раздвигал рёбра, добирался до сердца, но было не больно, даже удивительно, как легко оно вынулось. Его быстро, играючи, били по щекам, потом крепко вцепились в уши. Поток невыносимого света хлынул в глаза.
– Вставай! Замёрзнешь к чёртовой матери. Давай, ну!
– Зачем… вынули?
Его резко дёрнули за руки, подняли с земли и начали рассуждать на два голоса:
– Чё у тя вынули?
– Щас мы те вставим!
– У тебя ничего не было, пропил всё.
– Где живёшь?
Два полиса злыми детьми висели на руках.
– Там, в башне.
– Возьмём его, што ль?
– А-а, с дерьмом возиться! Пустой он, облёванный. Ключи есть, дойдёт.
Заревела машина, укатила задом наперёд, злобно мигая горящими красными глазками. Трясясь от холода, он дошёл до подъезда. Пахло рвотой, в голове медленно качался маятник боли. Вошёл в лифт, ткнул кнопку. Теряя сознание, поднялся на этаж, прошёл несколько шагов, выгреб ключи из кармана. Невообразимо долго шёл вдоль стены по прихожей, толкнул дверь своей комнаты и повалился на кровать.
– Лишь бы не умереть… – успел подумать перед тем, как на голову мягко рухнул потолок.
По тёмным стенам ползли блики автомобильных фар. В квартирке слышалась тихая старческая возня. Он лежал, временами открывая глаза. Всё тонуло в беспамятстве, в ужасающей пустоте. Звякала посуда на кухне, плескалась вода в мойке, шаркали шаги в коридоре, урчал унитаз. Соседи негромко переговаривались, но ни слова нельзя было разобрать. Потом вместо них заговорили, запели другие голоса.
– Ящик смотрят…
Шатаясь от слабости, он прошёл по комнате, открыл окно и навалился на подоконник. Холодящий, влажный, уже не зимний воздух показался непохожим на городской. Так много было в нём нужных для жизни запахов – оттаявшей земли, прелой листвы, мокрой коры, отсыревших кирпичных стен. Вспыхивали и гасли прямоугольники
